Когда пируют львы. И грянул гром
Шрифт:
– Hierdie Kaffir verstaan wat hy doen [17] , – одобрительно заметил Стеф Эразм.
Остальные молчали. Бестер Кляйн возился со спусковым механизмом карабина; становилось жарко, и красное лицо его покрылось потом.
Мбежане оказался прав: началась холмистая местность. Не такая, как в Натале, где холмы ровные, с округлыми вершинами, нет, здесь каждый холм заканчивался скалистым гребнем, а между ними почву разрезали глубокие овраги и ущелья. Склоны холмов густо заросли колючим молочаем
17
Эти черные свое дело знают (африкаанс).
– Попить бы сейчас, – сказал Фрикки ван Эссен и тыльной стороной ладони провел по губам.
Чи-пип, чи-пип – громко пропищала в ветвях кораллового дерева, под которым они стояли, бородатка.
Шон поднял голову: коричнево-красным оперением птичка выделялась на фоне алых цветов, покрывающих дерево.
– Сколько их там? – спросил Стеф, и Мбежане подошел к морде его лошади:
– Не больше пятидесяти.
– Когда?
– Вчера, как спала жара, медленно двинулись по долине. Паслись по дороге. Сейчас они в получасе езды от нас.
Стеф удовлетворенно кивнул. Всего пятьдесят голов, но ведь будут еще стада.
– Сколько с ними людей?
Мбежане презрительно прищелкнул языком:
– Двое umfaans [18] .
Концом копья он ткнул в пыль, где отчетливо отпечатался след босой ноги – явно подростка.
– Это не мужчины.
– Отлично. Едем за ними.
– Но у нас был приказ, если что-нибудь обнаружим, сразу возвращаться и доложить, – запротестовал Бестер Кляйн. – Сказали же, никакой самодеятельности.
18
Мальчишка (африкаанс).
Стеф повернулся в седле.
– Ты что, испугался двух umfaans? – холодно спросил он.
– Ничего я не испугался, просто такой был приказ. – И без того красное лицо Кляйна покраснело еще больше.
– Спасибо, я помню, какой был приказ, – сказал Стеф. – И я не собираюсь устраивать самодеятельность. Мы просто посмотрим, что к чему.
– Я тебя знаю! – взорвался Кляйн. – Стоит тебе увидеть корову, сразу с катушек слетаешь. Да и все вы… жадные до скота, как пьяница до бутылки. Только помани, вас уже ничем не остановишь.
Кляйн работал десятником на железной дороге.
Стеф уже отвернулся от него.
– Ну все, поехали, – сказал он.
Они выехали из-под широкой кроны кораллового дерева на солнце – Кляйн все еще что-то бормотал себе под нос, – и Мбежане повел их вперед по долине.
Почва здесь шла слегка под уклон, а по обе стороны поднимались крутые скалистые склоны. Двигались быстро: Мбежане и нонгаи рассыпались веером, а всадники ехали тесной шеренгой, почти касаясь друг друга шпорами.
Шон открыл затвор винтовки, вынул патрон и заменил его другим из патронташа, наискось висевшего на груди.
– Пятьдесят голов… это ж всего десять на брата, – жалобно проговорил Фрикки.
– А это сотня фунтов, тебе за полгода столько не заработать.
Шон засмеялся от удовольствия, и Фрикки тоже.
– Закройте-ка рот и глядите в оба, – невозмутимо заметил Стеф, а у самого в глазах от возбуждения и азарта уже чертики прыгали.
– Так и знал, что будете грабить, – сердито заныл Кляйн, – так ведь и знал, как дважды два…
– И ты тоже заткнись, – сказал Стеф и улыбнулся Шону.
Так они ехали минут десять. Потом Стеф окликнул нонгаев, и отряд остановился. Все молчали, тревожно вытянув шею и прислушиваясь.
– Нет, вроде ничего, – подал голос наконец Стеф. – Мы уже близко?
– Очень близко, – ответил Мбежане. – Отсюда их можно уже услышать.
Невероятно мускулистое тело Мбежане лоснилось от пота, гордая осанка выделяла его среди остальных нонгаев. Он так и рвался вперед, хотя всячески сдерживал себя, ведь волнение – вещь заразительная.
– Ладно, пошли, – сказал Стеф.
Мбежане поудобней пристроил щит на плечо и двинулся дальше.
Останавливались еще дважды, прислушиваясь, и каждый раз Шона и Фрикки охватывали еще большие беспокойство и нетерпение.
– Да сидите вы тихо! – зашипел на них Стеф. – Невозможно ничего услышать, когда вы так ерзаете.
Шон открыл было рот, но ответить не успел: впереди, за деревьями, послышался заунывный рев буйвола.
– Вот они!
– Мы их нашли!
– Вперед!
– Стойте! – приказал Стеф. – Шон, возьми мой бинокль и лезь на дерево. Будешь говорить, что видишь.
– Время только теряем, – заспорил было Шон, – надо…
– Сначала, черт побери, надо научиться делать то, что тебе говорят, – отрезал Стеф. – Полезай на дерево!
С биноклем на шее Шон послушно полез на дерево, забрался повыше и устроился поудобнее на одной из развилок. Отломал ветку, которая мешала смотреть.
– Вон они! – сразу же сообщил он. – Прямо перед нами!
– Сколько? – спросил Стеф.
– Немного… и два пастушонка с ними.
– Где они, среди деревьев?
– Нет, – ответил Шон, – на открытой поляне. Что-то вроде болотца.
– Зулусы там есть?
– Нет… – начал Шон, но Стеф снова оборвал его:
– Смотри в бинокль, черт бы тебя побрал! Если они там, значит прячутся.
Шон поднял бинокль, настроил фокус. Буйволы были упитанные, холеные, с большими рогами и гладкой шкурой – белой в черных пятнах. Над ними порхала целая туча беленьких птичек, склевывающих с них насекомых. Два пастушонка – совершенно голые подростки с худенькими ножками и непропорционально большими гениталиями африканцев. Шон медленно повел биноклем влево и вправо, всматриваясь в пятна болота и в заросли окружающего кустарника. Наконец опустил его.