Когда пируют львы. И грянул гром
Шрифт:
Перед наступлением темноты в дверь кто-то робко постучал.
– Ну что еще? – крикнула она.
– Нкозикази не сказала мне, что готовить на обед, – послышался почтительный голос старого Джозефа.
– Сегодня обеда не будет. Можешь идти к себе, остальные слуги тоже.
– Слушаюсь, нкозикази.
Гаррик вернулся, когда уже было темно. Она слышала, как он стучал деревяшкой по полу веранды.
– Эй! Куда все подевались? – Язык его слегка заплетался; он явно был пьян. – Анна! Анна! Я вернулся!
Последовало недолгое молчание, – видимо, он зажигал лампу. Потом торопливое «тук-тук-тук» протеза по коридору, и снова его встревоженный голос:
– Анна, Анна, где же ты?
Он распахнул дверь и остановился с лампой в руке. Анна отвернулась от света, уткнув лицо в подушку и сгорбившись. Она слышала, как он ставит лампу на туалетный столик, чувствовала, как руки его поправляют ей задранные юбки, прикрывая ее наготу. Она повернулась к нему и увидела на его лице ужас, смешанный с недоумением.
– Анна, дорогая… Что тут произошло?
Вытаращив глаза, он смотрел на ее прикушенную губу, на обнаженную грудь. Недоуменно повернул голову и увидел на полу пузырьки, порванные панталоны. Лицо его окаменело, он снова повернулся к ней:
– Кто тебя обидел?
Анна опустила голову.
– Кто? Скажи, кто это сделал?
Она снова отвернулась и спрятала лицо.
– Дорогая моя, бедняжка… Кто это был? Кто-то из слуг?
– Нет. – Голос ее звучал глухо, она словно задыхалась от стыда.
– Прошу тебя, расскажи мне все, Анна. Что произошло?
Она быстро села и, обхватив его руками, крепко прижалась к его груди. Губы ее оказались у его уха.
– Ты сам знаешь, Гаррик. Ты знаешь, кто это сделал.
– Нет, клянусь, я ничего не знаю. Прошу тебя, скажи мне.
Анна глубоко вздохнула, задержав дыхание на долгий миг. И выдохнула:
– Шон!
Гаррик бился в ее объятиях, как в судороге, кряхтел и хрипел, словно его били.
– Значит, вот оно что, – наконец проговорил он. – Теперь еще и это.
Он снял ее руки со своей шеи и осторожно положил ее на подушки. Подошел к шкафу и, открыв ящик, достал пистолет Уайта.
«Сейчас он пойдет и убьет Шона», – подумала она.
Не глядя на нее, Гаррик вышел из комнаты. Напрягшись всем телом и сжав кулаки вытянутых вдоль тела рук, она ждала. Наконец раздался выстрел, но какой-то глухой, не похожий на настоящий. Тело ее размякло, пальцы разжались, и она тихо заплакала.
31
Гаррик ковылял по коридору. Тяжелый пистолет оттягивал руку; пальцы крепко сжимали грубую рифленую рукоятку. Под дверью кабинета в конце коридора светилась щель. Дверь оказалась не заперта. Гаррик вошел в комнату.
Шон сидел за столом, обхватив руками опущенную голову. И поднял ее, как только появился Гаррик. Царапины на щеке уже почти подсохли и почернели, но сама щека покраснела от воспаления. Он посмотрел на пистолет в руке Гаррика:
– Так она, значит, все тебе рассказала.
Потухший голос Шона звучал скорее утвердительно.
– Да.
– А я надеялся, что не расскажет, – проговорил Шон. – Хотел, чтобы избавила тебя хотя бы от этого.
– Избавила? – переспросил Гаррик. – А она? Ты хоть о ней подумал?
Шон не ответил, он только пожал плечами и устало откинулся в кресле.
– А я ведь раньше не понимал этого… какая же ты свинья, жестокое, безжалостное животное, – задыхаясь, сказал Гаррик. – Я пришел убить тебя.
– Да, – отозвался Шон, глядя, как брат поднимает на него пистолет.
Гаррик держал оружие обеими руками, рыжие волосы падали ему на лоб.
– Бедный мой Гаррик, – тихо сказал Шон.
Пистолет в руках брата задрожал и опустился. Гаррик продолжал держать его обеими руками между колен. Он согнулся над оружием и всхлипывал, кусая губы, и все равно никак не мог остановиться. Шон приподнялся, хотел подойти к нему, но Гаррик отскочил к двери.
– Не подходи! – заорал он. – Не трогай меня!
Он швырнул пистолет в Шона, острый конец ударника попал тому в лоб, отчего голова его подалась назад. Пистолет отскочил и ударился о стену у него за спиной. Раздался выстрел, и пуля расщепила деревянную панель.
– Между нами все кончено! – закричал Гаррик. – Все кончено навсегда!
Он лихорадочно нащупал ручку двери и, ковыляя, выскочил в коридор. Торопливо миновав кухню, оказался на воздухе под дождем.
Путаясь протезом в траве, он несколько раз падал, но тут же вставал и продолжал бежать в кромешном мраке ночи, всхлипывая при каждом шаге.
Наконец путь ему преградил ревущий, бурлящий от дождя Бабуинов ручей. Гаррик остановился на берегу; мелкий дождь хлестал ему в лицо.
– Почему я… ну почему всегда я? – громко жаловался он темноте.
И вдруг на него снова накатила волна, несущая облегчение, мощная, как и поток, клокочущий внизу перед ним. Он снова ощутил в черепе, за глазами, биение мягких крыльев мотылька. Теплая серая волна сомкнулась над ним, и он упал коленями прямо в грязь.
32
Шон взял с собой совсем мало: одеяло в скатку, винтовку и сменную лошадь. Дорогу к краалю Мбежане он терял в темноте дважды, но оба раза лошадь сама находила путь. Из толстых стеблей травы Мбежане построил себе большую круглую хижину в отдалении от жилищ остальных слуг, ведь он был зулус не простой, а царской крови. Когда Шон наконец добрался до нее, несколько минут за стенкой слышалась какая-то возня и сонное бормотание, и только потом на крики Шона вышел завернутый в одеяло по плечи Мбежане со старой парафиновой лампой в руке.