Когда пируют львы. И грянул гром
Шрифт:
– Да, да, конечно, можно я сразу попробую? Как здорово! Вот Шон удивится, правда? И я тоже смогу ездить с ним в школу по понедельникам, да?
Гаррик так и дрожал от нетерпения.
– Посмотрим, – уклончиво пробормотал Уайт.
Он поднялся на ноги и встал рядом со стулом.
– Ада, дорогая моя, подержи его за другую руку. А теперь, Гаррик, слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы сначала ты это прочувствовал. Сейчас мы поможем тебе встать, а ты постарайся просто постоять и сохранить равновесие. Ты меня понимаешь?
Гаррик горячо закивал.
– Отлично. А теперь вставай!
Он подтянул к себе деревянную ногу, и конец ее царапнул по полу. Они подняли Гаррика, и он перенес свой вес на протез.
– Смотрите, я стою. Я на нем стою, видите? – проговорил он. Лицо его сияло. – А теперь можно мне пройти? Пожалуйста! Давайте пройду.
Ада взглянула на мужа, и он кивнул. Вдвоем они осторожно повели Гаррика вперед. Два раза он споткнулся, но они его поддержали. Тук, тук, еще раз тук – стучала деревяшка по доскам пола. Еще не дойдя до конца веранды, Гаррик научился повыше поднимать ногу с протезом и только потом выбрасывать ее вперед. Они повернули и зашагали обратно – теперь за всю дорогу до кресла мальчик запнулся лишь один раз.
– Очень хорошо, Гаррик, у тебя хорошо получается, – смеялась Ада.
– Не успеешь глазом моргнуть, как выучишься ходить самостоятельно, – улыбался Уайт.
У него от души отлегло. Он едва смел надеяться, что это будет так легко. И Гаррик поймал его на слове:
– Давайте я сейчас сам постою немного.
– Нет, не сейчас, мой мальчик, на сегодня хватит, ты и так хорошо потрудился.
– Ну, папа, пожалуйста! Я не буду пытаться ходить, просто постою, и все. А в случае чего вы с мамой меня подхватите. Пожалуйста, папа, прошу тебя!
Уайт колебался. Ада поддержала Гаррика:
– Уж позволь ему, дорогой, у него ведь так хорошо получилось. И у него прибавится уверенности в своих силах.
– Ну хорошо, – согласился Уайт. – Только не пытайся ходить. Готов? Отпускаем!
Они осторожно убрали руки. Мальчик слегка покачнулся, и руки взрослых метнулись обратно к нему.
– Все в порядке, не держите меня.
Гаррик улыбался с таким уверенным видом, что супруги еще раз его отпустили. Секунду он стоял прямо и устойчиво, потом посмотрел вниз. И улыбка застыла на его лице. Ему вдруг показалось, что он стоит один на высокой горе; сердце его сжалось, голова закружилась, и он испугался, жутко, отчаянно испугался, сам не понимая почему. Гаррик резко пошатнулся, и изо рта его вырвался пронзительный крик:
– Я падаю! Снимите ее! Снимите!
Они успели его подхватить и сразу же усадили в кресло.
– Снимите ее! Я сейчас упаду!
Крики испуганного мальчика терзали сердце Уайта, пока он трясущимися руками расстегивал ремешки, на которых держалась деревянная нога.
– Все, Гаррик, я уже снял, не бойся, ничего страшного. Я держу тебя.
Уайт прижал сына к груди, стараясь успокоить его в своих сильных руках, в близости своего большого, дающего ощущение безопасности тела, но Гаррик продолжал испуганно отбиваться и громко кричать.
– Отнеси его в дом, в спальню, – тревожно поторапливала мужа Ада, и Уайт, все так же крепко прижимая сына к груди, побежал прочь с веранды.
Именно тогда Гаррик впервые обрел свое особое убежище. Как только ужас стал невыносимым, он ощутил, как в голове что-то шевельнулось, а глубоко в черепе, на уровне глаз, затрепетали крылья невидимого мотылька. Зрение помрачилось, словно его застлал густой туман. Он становился все гуще, и Гаррик уже совсем ничего не видел и не слышал. В глубинах этого тумана ему стало тепло и спокойно. Никто не мог тронуть его даже пальцем, туман окутывал его и защищал от любой опасности. Здесь ему ничто не угрожало.
– Кажется, уснул, – прошептал Уайт жене, но в голосе его слышалось некое недоумение.
Он внимательно присмотрелся к мальчику, прислушался к его дыханию:
– Уснуть-то уснул, но как быстро это произошло! Тут что-то не то… так не бывает. Хотя… с виду с ним все в порядке.
– Может, позвать врача, как думаешь? – спросила Ада.
– Нет, – покачал головой Уайт. – Сейчас я его укрою и посижу с ним, пока не проснется.
Гаррик проснулся только вечером. Он сел в постели, увидел отца и мать и заулыбался, словно ничего особенного с ним не случилось. Отдохнувший и жизнерадостный – это даже смущало его самого, – он плотно поужинал, и никто даже словом не обмолвился о протезе. А сам Гаррик, казалось, совершенно про него забыл.
7
В следующую пятницу днем вернулся домой Шон. Под глазом у него красовался фонарь, хотя и не очень свежий, даже слегка позеленевший по краям. Как он его заработал, Шон рассказывать не торопился. С собой он привез горсть паучьих яиц, которые подарил Гаррику, живую красногубую змейку в картонной коробке, которую Ада, несмотря на страстную речь Шона в ее защиту, немедленно приговорила к смерти, и лук из дерева мзенга, которое Шон считал идеальным для изготовления этого оружия.
С его прибытием жизнь в Теунис-Краале, как всегда, изменилась: стало больше шума, больше суматохи и смеха. В тот вечер на обед приготовили огромное блюдо жаркого с картошкой, запеченной в мундире. Это была любимая еда Шона, и он поглощал ее, как голодный питон.
– Не клади сразу так много в рот, – увещевал сына сидящий во главе стола Уайт ласковым голосом.
Действительно, нелегко отцу сдерживать радость, глядя на своих сыновей. И Шон принимал его замечания в том же духе, в каком они высказывались.
– Пап, а на этой неделе у Фрикки Оберхолстера сука ощенилась, шесть штук родила.
– Нет, – твердо сказала Ада.
– Ну, мам, одного только.
– Ты слышал, Шон, что сказала мама.
Шон подлил к мясу соуса, разрезал пополам картофелину и поднес половинку ко рту. Иного ответа он и не ожидал. Но попытаться все равно стоило.
– А что вы на этой неделе проходили? – спросила Ада.
Дурацкий вопрос, просто отвратительный. Шон учился так себе – ровно столько, сколько нужно, чтобы не нажить неприятностей, и не больше.