Когда под ногами бездна (upd. перевод)
Шрифт:
На первом этаже — ни души. Я решил запереть за собой стальные ворота, чтобы ни американец, ни другие доброжелатели не сумели подкрасться сзади, но потом передумал: что, если придется быстро сматываться! Прижимаясь к стене, стараясь идти бесшумно, я медленно и осторожно двинулся к лестнице, которая вела наверх. Без моих училок я бы сейчас нашептывал разные красивые фразы на ушко прекрасной незнакомке на каком-нибудь романтическом языке за многие километры отсюда. Я вытащил коробку с приставками и задумался. Обе розетки загружены не полностью, можно нацепить еще штуки три, но я ведь, кажется, обзавелся всем, что пригодится в критической
В комнате на втором этаже я застал двух человек. В углу, рассеянно улыбаясь и сонно протирая глаза, стоял сам хозяин. Он выглядел так, словно его отвлекли от приятного времяпрепровождения.
— А, Одран, мой племянник.
— Хассан…
— Тебя впустил паренек?
— Я дал ему тысячу киамов и избавил от ответственности. Потом избавил и от денег.
Хассан тихонько рассмеялся:
— Как ты знаешь, я привязан к мальчишке, но он американец.
Непонятно, что хотел сказать Шиит: то ли «он янки, значит, тупой», то ли «этого добра навалом, я в любой момент достану другого».
— Он нам не помешает.
— Очень хорошо, о обладатель многих достоинств, — согласился Хассан.
Он опустил глаза на Оккинга, распростертого на полу. Ноги и руки лейтенанта были привязаны нейлоновыми веревками к кольцам, вделанным в стены. Совершенно очевидно, что Шиит так забавлялся и раньше. Причем довольно часто. Тело, конечности и лицо Оккинга покрывали ожоги от сигарет и длинные порезы, из которых сочилась кровь. Не знаю, кричал он или нет, — училки заставили меня сосредоточиться на Хассане. Но одно очевидно: он еще жив.
— В конце концов, ты добрался до легавого, — констатировал я. — Наверное, жалеешь, что у него нет розетки. Ты ведь любишь использовать свой особый модик, правда?
Хассан поднял брови.
— Да, тут уж ничего не поделаешь… Но зато у тебя целых два разъема. Я предвкушаю удовольствие, которое ты скоро подаришь мне, сынок. Кстати, должен поблагодарить тебя за то, что порекомендовал полицейского. Я ведь, честно говоря, не сомневался, что мой сегодняшний гость и вправду безмозглый болван, которого он изображал. Но ты постоянно твердил, что он скрывает важную информацию. В конце концов я подумал, что не могу рисковать: а вдруг ты прав?
Я нахмурился, и, посмотрев на распростертого на полу Оккинга, мысленно пообещал себе, что потом непременно ударюсь в истерику.
— С самого начала, — произнес я спокойно, словно обсуждал стоимость партии таблеток, — я вообразил, что у нас орудуют два убийцы-модика. Мне и в голову не приходило, что вторым преступником окажется заурядный маньяк. Какой же я идиот: из кожи вон лез, пытаясь перехитрить суперсовременного профессионала международного класса, а злодей-то у нас — местный старикашка-пакостник! Господи, сколько времени потрачено впустую, Хассан! Стыдно брать деньги у Папы за такую паршивую работу! — Естественно, произнося свою речь, разглядывая извивающееся тело, с печалью и укоризной покачивая головой, — в общем, изображая добросердечного, умудренного опытом сержанта полиции, который пытается урезонить слабонервного жлоба, собравшегося прыгнуть с небоскреба, — я незаметно подбирался все ближе и ближе к Шииту. Поверьте на слово: это гораздо труднее, чем кажется!
— Ты больше не получишь от Фридландер-Бея ни киама. — Казалось, он искренне опечален моей судьбой.
— Может быть, да, а может, нет, кто знает? — Я медленно приближался к нему, не отрывая взгляда от пухлых коротких пальцев, сжимающих обычный дешевый кривой арабский нож. — Я не замечал, что происходило прямо у меня под носом! Ты работал на русских.
— Конечно, — раздраженно отрезал Хассан.
— Ты похитил Никки.
Он удивленно посмотрел на меня:
— Нет, мой племянник, ее забрал Абдулла, а не я.
— Но он действовал по твоему распоряжению.
— По приказу Богатырева.
— Абдулла выкрал ее из виллы Сейполта.
Шиит молча кивнул.
— Значит, когда я в первый раз разговаривал с немцем, девочка еще оставалась там. Ее, живую и невредимую, держали где-то в доме. Сейполт собирался переправить ее. Потом, когда я влез к нему, чтобы выведать правду, он уже стал трупом.
Хассан уставился на меня, то и дело пробуя лезвие пальцем.
— После смерти Богатырева ты замучил ее и сунул тело в мешок для мусора. Потом прикончил Абдуллу и Тами, чтобы себя обезопасить. Кто заставил Никки написать записку?
— Сейполт, о мой проницательный друг.
— Значит, единственный, кто может раскрыть твою причастность к убийствам — Оккинг.
— Не считая тебя, конечно.
— Разумеется. Ты отличный актер, Хассан. Ты сумел полностью обдурить меня. Если бы я не нашел случайно твой самодельный модик, — он оскалился, словно зверь, застигнутый врасплох, — не обнаружил другие улики, которые выдавали связь Сейполта с исчезновением Никки, я не имел бы ни единой зацепки. Вы в паре с немецким наемником Ханом поработали идеально. Я и не подозревал ничего, пока не понял, что любые мало-мальски важные сведения шли исключительно через тебя. Подумать только, преступник маячил совсем рядом, требовалось лишь увидеть его. В конце концов, я просто не мог не сообразить — это ты, твои проклятые короткие, жирные, неуклюжие пальцы…
Я придвигался все ближе и ближе. Нас разделяло не больше трех метров. Еще шаг… И тут Шиит разрядил в меня обойму маленького белого пластикового игломета. Целая армада колючек пронзила воздух. Последние два заряда попали мне в бок, чуть пониже левой подмышки. Я почти не почувствовал их, словно ранили кого-то другого. Знал, что потом будет по-настоящему больно, а какая-то часть рассудка, неподконтрольная училкам, задалась вопросом: отравлены иглы, или они просто острые кусочки металла, которые рвут мышцы в клочья. Впрочем, очень скоро ответ мне поскажет собственное тело.
Меня охватило отчаяние. Я забыл про парализатор и, в любом случае, не собирался состязаться в меткости с Шиитом… Уже падая, сумел выхватить черную училку и вогнал ее в розетку.
Как описать свои ощущения? Ты привязан к креслу, и зубной врач дрелью вгрызается тебе в нёбо; ты ощущаешь, что вот-вот забьешься в припадке эпилепсии, а он не начинается, и ты страстно желаешь, чтобы пришли долгожданные муки, потому что вечно находиться на грани еще страшнее. Глаза слепит нестерпимо яркий свет, в уши бьет непереносимо громкий шум, тело раздирают наждаком шайтаны, в нос лезет непередаваемо мерзкая вонь, тошнотворная гадость забила рот… Ты готов умереть, лишь бы избавиться от этого.