Когда приходит ответ
Шрифт:
Одной из первых была в тот день Тамара Белковская. Она как-то изменилась в последнее время. Стала взрослее, что ли, образумилась. И личико более осмысленное. Еще бы — редактор факультетской газеты, член комсомольского бюро. Но чего она так вырядилась сегодня — на консультацию, словно на бал? И ведь знает наверняка, что ей идет. «Ну ничего!» — угрожающе подумал он.
— Прошу! — указал на стул с холодной вежливостью и, чтобы не встречаться с ней взглядом, справился по тетрадочке, какая же у нее тема.
Сначала все шло благополучно. Белковская развернула рулончики схем и, поигрывая
Конечно, он прошелся пальцем по схемам, постучал в нескольких местах: «Эге! А здесь не так!» Но, в общем, вполне нормальные придирки, обещающие, что все, кажется, сойдет.
Белковская приободрилась и даже раза два поправила кокетливым движением свою короткую стрижку.
Мартьянов снова предпочел заглянуть в тетрадочку. И вдруг задал вопрос:
— Ну-с хорошо. В отдельных устройствах вы разбираетесь. А как представляете себе, по каким признакам можно их распределить?
Вот оно: распорядок и классификация — его вечный конек!
Белковская замялась, теребя бантик на платье. Возможность разделить по принципу действия, по роду сигналов… И куда девалась ее уверенность, ее способность толково рассказать. И что она городит!
— Нет, это не так! — отрезал он.
И через несколько фраз прервал уже совсем обидным тоном:
— Ну что вы! — и брезгливо поморщился.
Он уже забыл, что всего несколько минут назад собирался ее похвалить — первый раз за все месяцы похвалить. Подумаешь, знает по кусочкам! Лоскутное представление… А общий взгляд, широкое понимание — никакого! Типичная психология гусыни.
И он уже почти с презрением окидывал ее неуместный наряд.
Мне трудно сразу разобраться одной, — проговорила она, ища в нем хоть каплю сочувствия.
«Одной»! — едко подхватил он. — Вы что же, надеетесь всегда получать чужую помощь?
Это было уже слишком. Ее глаза сузились — две угольные точки. И она, отвернувшись, прижала к носу платочек. Этого еще не хватало! Он так растерялся, что прикрикнул:
— Бросьте реветь! Лучше бы подумали как следует. Чудак, ну где ж тут подумать! Она вскочила и, оставив у него на столе развернутые листы, бросилась к выходу. В последний момент обернулась и выпалила:
— Вам легко! Если бы вы знали, какой для меня сегодня день! Спасибо за ваш свадебный подарок!.. — и с сердцем стукнула дверью.
Мартьянов остался один в комнате, за столом. Вот те на! Все это было так неожиданно, так нелогично, что неизвестно, что же делать. Поспешить за ней, успокоить? Или поставить ей на объяснительной записке «неудовлетворительно» и на том самому успокоиться?
Он не сделал ни того, ни другого, а сидел в одиночестве за столом, сумрачно уставившись в одну точку передоставленными листами. Мелькнуло пустяковое: что же ему теперь их самому сворачивать?.. Сидел, словно ждал. Ну, кто там следующий?
Но в тот день к нему на консультацию больше никто и не заглянул.
Говорили,
Все-таки никак этого Мартьянова сразу не угадаешь.
Глава третья, — в которой героя повести одолевают сомнения
1
Опять не находил он ответа. Не находил? В своем новом положении он сам должен давать ответы. Точные, верные ответы на то, что возникает почти каждый день. И, конечно, на то главное, что лежит в основе всего, чем они тут занимаются.
Мартьянов посмотрел вокруг, как бы оценивая лишний раз свое новое положение. Небольшая комната, тесно заставленная столами. У стенки — нечто вроде низкой дощатой полки с простейшим электрическим оборудованием. Узкий шкафик, за стеклом которого корешки папок и журналов. Предполагается, что в этой комнате должны проводиться исследования. Обстановка, по правде говоря, такая, что его прежний полуподвал в Центрэнерго вспоминается как великолепно оснащенное предприятие.
И все же это исследовательская лаборатория нового института Академии наук. Лаборатория телеуправления. Наконец-то молодая отрасль прилепилась вплотную к кругу взрослых наук, заняв небольшую площадь на третьем этаже старомодного здания из серого гранита, куда с шумом и воинственным напором, присущим юности, водворился недавно вновь созданный институт, оснащенный пока что преимущественно канцелярскими столами.
Здесь, как во всякой науке, за столами лаборантов и научных работников должны рождаться ответы на то, что ставит жизнь, что задают техника, практика производства. И на то, кстати, на что Мартьянов все еще не может найти ответа. Он специалист в этой области, с опытом и педагогическим багажом, кандидат наук, получивший только что степень за свою книгу «Основы телемеханики в энергосистемах», которую он кладет при случае на видное место. Он руководитель лаборатории, этого маленького научного отряда, разместившегося в одной из комнат нового академического института. А что он сможет ответить, если его спросят в упор? И прежде всего, если спросит кто-нибудь, кто сидит здесь с ним совсем рядом.
Его научный отряд…
Вот этот начинающий поклонник науки, которого Мартьянов забрал к себе в лабораторию прямо с университетской скамьи. Пухлый, почти с детским личиком, но большой любитель рассуждать, щегольнуть парадоксом и наизусть страницами вспоминать все прочитанное. За что, вероятно, и получил прозвище Володя-теоретик.
Напротив него — грузный сосредоточенный Николай Зубов, будто вросший в стол, способный часами не шелохнуться, унизывая какую-нибудь схему тщательно прорисованными значками. Его «монументальная» манера знакома Мартьянову еще по той вузовской группе, где Зубов горой возвышался всегда рядом с Тамарой Белковской, являя полную противоположность ее вечной непоседливости.