Когда приходит Рождество
Шрифт:
Секунду я просто на него пялился – на его сверкающие от злобы глаза и надменно взлохмаченные волосы. Как мне тогда хотелось схватить его за горло и поднять с места!
Думаю, собаки каким-то образом смогли прочитать мои мысли. Потому что начали опасно рычать под столом. Я не хотел, чтобы они меня выпотрошили, и поэтому оставил свой план по удушению этого человека и повернулся к Шарлотте.
– Это правда! – сказала она. – Папочка был доносчиком Штази!
И она снова засмеялась. Даже не спрашивайте почему.
–
– Да-да, правда, все они такими были! – весело пропела Шарлотта. – Ну или, по крайней мере, большинство из них. В такие-то времена! А вот мой отец был в полиции, так что да, я должна была это знать.
– Это всего лишь часть процесса, – продолжал Эдди. – Как только начинается период упадка, ночь сменяет день.
Теперь я уставился на Шарлотту. Потому что я уже ничего не понимал. Все это казалось каким-то ночным кошмаром!
– А моя мать… – продолжала Шарлотта. – Она в этом не участвовала.
Эдди фыркнул, как будто сомневаясь в адекватности ее слов.
– Не участвовала она! – Шарлотта смиренно настаивала на своем. – Эдди, не участвовала.
Он с мрачным видом пожал плечами.
– Ну, раз ты так говоришь.
– Вот почему она была в шоке, когда дочь Аделины отправила ей копии досье Штази после того, как они были обнародованы! Там все было написано. Мой отец был возлюбленным Аделины. И он сдал ее Штази за контрреволюционную деятельность. Ее посадили в тюрьму на Баутцнерштрассе, допрашивали…
– Пытали, – добавил Эдди.
– Да, пытали. После этого она недолго прожила…
– Ночь сменяет день, – сказал Эдди-мой-парень. – Страх, слабость, упадок. И вот кем ты становишься.
– Но это еще не самое смешное! – продолжала Шарлотта, засмеявшись в очередной раз, как будто все это в самом деле очень смешно. – Самое смешное было, когда моя мать обвинила отца в том, что он наделал, и знаете, какое у него было оправдание?
Шарлотта выжидающе на меня смотрела, как будто я сейчас начну угадывать ответ. А Эдди погодя пробормотал:
– Всегда происходит нечто подобное, верь мне.
Я почти ничего не понимал из того, что они говорят.
– Он оправдывался тем, что иначе мы бы не выбрались из страны. У Аделины был тайничок с украшениями. Она хранила их для подпольной группировки, которая собиралась в церкви. Думаю, они хотели организовать побег на Запад. Отец узнал об этом, когда они встречались. Так что вот: он предал ее, сдав Штази, и благодаря этому смог удрать с этими украшениями. Он получил необходимую ему сумму денег, чтобы сбежать, когда увидел, что конец близок. И когда советская власть оставила ГДР, а немцы, чтобы сохранить мир, стали депортировать диссидентов, отец смог дать взятку, чтобы нас взяли на поезд. И мы наконец попали в Америку. Мы смогли сбежать только потому, что он предал Аделину Вебер. Думаю, это и убило мою мать. Сам факт, что она извлекла из этого пользу. Что стала соучастницей, сама того
– Они все были соучастниками, – сказал Эдди-мой-парень. – Это целый процесс. Верь мне.
– Убило… – с трудом повторял я. – Убило твою мать…
– Ну, они сказали, что это был несчастный случай, – продолжала Шарлотта, и ее голос казался мне таким радостным. – Алкоголь. Наркотики. Передозировка. Они сказали, что это была ошибка…
– А они никогда не говорили тебе… – невнятно бормотал я. – Тебе сказали, что она умерла в Германии.
И снова Шарлотта захохотала так, словно ирония была ой какой смешной.
– Думаю, так и было. Она умерла в Германии. Просто она последняя узнала эту новость.
Эдди засмеялся, так тяжело засмеялся.
– Ха! Вот это сейчас хорошо сказала!
И Шарлотта радостно заулыбалась, довольная его одобрением. Даже собаки, его близкие друзья, гавкнули под столом. Затем Эдди сказал:
– Ха-ха! Ты бы видел сейчас свое выражение лица, малыш Кэмерон! – И снова этот смех. – Всегда так происходит, когда спадает маска. О, какой шок! Какой ужас! Всю эту рождественскую-счастливую-семейку-паровоз-и-деревушку разорвали в клочья, сорвали, как обои со стены, а что под ними? Аделина. Голая правда! Ночь сменяет день. О, твое лицо – это нечто! Верь мне.
Понимаете, он был неправ. Эдди-мой-парень, этот злобный мелкий тролль, все понял неправильно. И выражение лица у меня было совсем не такое. Я не был в шоке или ужасе от лицемерия, лжи и разложения современного общества. По правде говоря, тогда общество мне таким и не казалось. Я был в каком-то дурмане, на который еще повлияли и лекарства с алкоголем, меня крутило в похожем на сон вихре, и вокруг меня, словно в тумане, проносились хохочущая Шарлотта, ее любовник-тролль и его адские псы. Единственное, что казалось мне тогда реальным, – это Рождество, которое мы праздновали в детстве, все эти украшения, елка в огнях, запах выпечки в том миленьком домике, игрушечный паровоз, который все кружит вокруг пластиковой деревушки; то, какими счастливыми мы были с Шарлоттой и как сильно я ее любил. А все это – ужасная история предательства из прошлого и из страны, о которой я ничего не знал, легкомысленная, похожая на цыганку Шарлотта, никчемный, мелкий мужчина рядом с ней, чудовища, что обнюхивают нас под столом, страшные, угнетающие плакаты на стене – все это сейчас казалось таким нереальным и кошмарным, словно всю ярость и уродство нарисовали на тонком фасаде одной-единственной устойчивой реальности, за которую я мог держаться. И эта реальность, повторюсь, была нашим Рождеством, нашим совместным прошлым и моей любовью.
Помню, вывалился я из этого дома, когда ужин закончился, – посчитал, во сколько можно уйти, чтобы не показаться невежливым. Помню, как завыли собаки, как только я встал, а Эдди прикрикнул на них:
– Фу! Лежать!
Помню, как подошел к машине и обернулся: они вдвоем стояли в проеме двери, этот странный маленький мужчина держал бокал вина в одной руке, а другой, которая была сильно накачана, держал Шарлотту за зад, как будто там ее талия.