Когда пробьет восемь склянок (пер.Исхаков В.Э. редакция 2024 г.)
Шрифт:
— Ваш передатчик неисправен, мистер Петерсон.
— Это одна из старых моделей, на ней не просто работать, — сказал я тактично. — Может быть, я сам…
— Я сказал, что передатчик неисправен. Значит, он неисправен.
— Проклятье! Но ведь он работал…
— Может быть, вы сами убедитесь?
Я убедился. Я крутил все, до чего только мог дотянуться. Бесполезно.
— Что-то с питанием, — предположил я. — Я проверю…
— Не будете ли вы добры снять лицевую панель?
Я тупо уставился на него. Затем постепенно придал лицу осмысленное выражение,
— Вы что-то знаете, сэр Энтони. Что-то, чего я не знаю.
— Сами увидите.
И я увидел. И, разумеется, не стал скрывать изумления, недоверия, а затем и негодования. Наконец я сказал:
— И вы знали. Откуда вы знали?
— А вы не догадываетесь?
— Ваш передатчик, — сказал я медленно. — Бьюсь об заклад, он сломан. Те же самые ночные посетители.
— И то же самое на "Орионе". — Его рот опять исчез. Единственное кроме вас с нами судно, на котором был передатчик. Искурочен. Примерно так же как и ваш.
— Искурочен? Так же, как и наш? Но боже мой — это мог сделать только сумасшедший!
— Так ли? Разве это похоже на деяние сумасшедшего? Я кое-что понимаю в этом. Моя первая жена… — Он оборвал себя на полуслове, тряхнул головой и медленно продолжил: — Безумец поступает необдуманно, бесцельно, его поведение непреднамеренно. А это лишь кажется бесцельным, но тут был определенный метод и конкретная цель. Тут все продумано. Спланировано. И имело причину.
— Вы говорили о Нью-йоркской бирже…
— Мелочь, — сказал он равнодушно. — Конечно, никто не любит терять деньги… — Особенно, когда речь идет о миллионах, подумал я. — Нет, мистер Петерсон, причина не во мне. Имеется некто А и некто Б. Для А жизненно важно иметь постоянную связь с материком. Для Б — чтобы А этой связи не имел. Поэтому Б предпринимает некоторые шаги. Что-то очень необычное происходит в Торбее. И очень важное. У меня нюх на такие дела.
Он был не глуп — так ведь дураки редко кончают свои дни мультимиллионерами. Я сам бы не мог рассуждать правильнее.
— Вы уже сообщили в полицию? — спросил я.
— Собираюсь туда сейчас. После того, как позвоню в два-три места. — Его глаза внезапно стали мрачными и холодными. — Если только наши друзья не сломали обе телефонные будки на центральной улице.
— Они поступили умнее: перерезали линию связи с материком. Где-то за зундом [3] . Никто не знает, где точно.
Он посмотрел на меня, шагнул было к двери, потом снова обернулся — лицо его ничего не выражало.
3
Зунд — пролив, узкий пролив (морск.)
— Откуда вы можете это знать? — Его тон соответствовал выражению лица.
— Мне сообщили полицейские. Они были здесь ночью вместе с таможенниками.
— Полицейские? Черт побери! Что здесь понадобилось полиции? — Он помолчал, разглядывая меня своими холодными оценивающими глазами. — Личный вопрос, мистер Петерсон. Не считайте меня бесцеремонным. Просто, чтобы не было недоразумений. А что вы делаете здесь? Не обижайтесь.
— Какие могут быть обиды. Мы с другом морские биологи. Научная экспедиция. Судно не наше — оно принадлежит Министерству сельского хозяйства и рыболовства. — Я улыбнулся. У нас есть соответствующие документы, сэр Энтони.
— Биология моря, да? Можно сказать, что это мое хобби. Я, разумеется, дилетант. Мы еще поговорим об этом. — Он говорил с отсутствующим видом, мысли его витали где-то в иных сферах. — Вы не могли бы описать полицейского, мистер Петерсон?
Когда я закончил, он кивнул:
— Да, это он, несомненно. Глупо, как все это глупо… Придется поговорить об этом с Арчи.
— Арчи?
— Сержант Мак-Дональд. Я уже пятый сезон отдыхаю здесь, в Торбее. Ни Средиземное море, ни Эгейское не идут ни в какое сравнение с этими водами. Я тут знаком практически со всеми. Он был один?
— Нет. Еще молодой констебль, его сын. Этакий меланхолик.
— Питер Мак-Дональд. У него есть причина быть меланхоликом, мистер Петерсон. Его младшие братья, шестнадцатилетние близнецы, погибли недавно. Учились в школе в Иивернессе, пропали во время бурана в Кайн-гормсе. Большая трагедия. Я знал обоих. Отличные ребята.
Я произнес несколько соответствующих фраз, но он не услышал.
— Я должен заняться своими делами, мистер Петерсон. Оставим эти загадки Мак-Дональду. Но не думаю, что он многого достигнет. Переговорю с ним и отправлюсь в небольшое путешествие.
Я посмотрел в иллюминатор: все те же мрачные небеса, белесое от пены море, проливной дождь:
— Вы выбрали не лучший день.
— Чем хуже, тем лучше. Это не бравада. Как и всякий нормальный человек я предпочитаю плавать в хорошую погоду, а не в бурю. Но я установил два новых стабилизатора на верфи в Клайде — мы два дня как оттуда — и теперь самая подходящая погода, чтобы испытать их. — Он неожиданно улыбнулся и протянул руку. — Извините за вторжение. Я отнял у вас слишком много времени. И видимо, был чересчур резок. Это со мной бывает. Не согласитесь ли вы с вашим коллегой выпить по рюмочке у меня на борту? Часов этак в восемь. Я пришлю за вами катер.
Это было нечто большее, чем просто приглашение на коктейль, который разнообразит осточертевшую фасоль Ханслетта; это было приглашение, которого тщетно добивались многие высокопоставленные семейства королевства: не секрет, что для сливок высшего общества получить приглашение на уик-энд к Скуросу, на его остров вблизи берегов Албании, все равно что стать обладателем патента, удостоверяющего их аристократическое происхождение. Скурос не дождался от меня ответа — да он и не ждал его. Я его не осуждаю. Слишком давно Скурос уверился в том, что нет на свете человека, способного отвергнуть его приглашение.