Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы
Шрифт:
— Идем! — проворчал отец. — А не хочешь — тоже можешь оставаться у раджи во дворце. Ему всегда нужны женщины…
С этими словами отец отвернулся от долины и зашагал в гору.
Мама распрямилась, с силой плюнула в сторону долины и, ни слова не говоря, потянула меня за руку.
Отец шел впереди, за ним, спотыкаясь о камни, шла мама, за ней с ревом плелся я.
— Мама, — ныл я не переставая. — Папа! Я домой хочу! Домой хочу…
Я ведь был тогда ребенком и не знал, что у того, кто идет дорогой правды, не бывает дома, не бывает пристанища, не бывает тени на пути. Он несет на себе груз своей решимости и оставляет позади чинары воспоминаний, которые пламенем
РАССКАЗЫ
АНГИ
Перевод И. Рабиновича и И. Кудрявцевой
Путник взглянул на небо. По светло-синей морской шири его были разбросаны облачные острова, белые-белые, словно громадные сугробы снега. Между ними плавали коршуны.
— Коршуны? — Путник тяжело вздохнул и вытер пот со лба. Коршуны — признак того, что где-то поблизости живут люди. Шакалы, коршуны, вороны, люди — что за родственные твари!
Размышляя и философствуя по поводу особенностей животного мира, он все шел и шел вперед. Иногда на пути его вставали крутые склоны, иногда ему приходилось спускаться в долины, со дна которых облака, застрявшие на горных уступах, казались дворцами. Но стоило чуть подняться, и облачный дворец неожиданно взмывал вверх и повисал в небе. Как обманчив этот мир! Прав был великий Будда, утверждая, что наш мир — иллюзия. Путник снова устремил свой взор ввысь. В небе громоздились облака — сотни тысяч Тадж-Махалов[13], а вокруг них синели воды Джамны. Что за Шах-Джахан воздвиг эти дворцы? И в память о какой возлюбленной?
Так, теша свою душу выдумками, шел Путник по горной стране. Солнце уже клонилось к закату, в воздухе ощущалась прохлада. Перед глазами Путника высоко в горы уходили сосновые леса. Их темная зелень, окрашенная заревом, отливала бледно-розовым. В самом деле, что это за цвет? В нем есть и синий, и желтый, и зеленый… Все цвета спектра как бы слились воедино. А рядом целая радуга в капле росы. Удивительно! Что же это за мир, куда я иду? И почему до сих пор не видно деревни?
Путник остановился, тяжело опершись о палку, поправил перекинутый через плечо узелок и огляделся. Вокруг царил глубокий покой. И вдруг — зазвенели колокола. Казалось, сотни тысяч храмов, приветствуя Путника, разбили волшебство тишины. Звон все ширился, он как бы завладел воздухом — вздымался вверх, сталкивался с облаками, кружился, кружился, и новые волны его набегали откуда-то с запада. Наконец Путник увидел и источник звона: там, на западе, на изгибе дороги, показалось стадо — овцы, козы, бараны, коровы, буйволицы. Он оставил дорогу и немного поднялся по склону горы.
— Ха, хуш, Бали! Ха, ха, хуш! Ха, Нелти! Ха, Бали, хуш!
Нелти и Бали, две ладные телки, празднуя свое возвращение домой, резвились, будто лани, так что бедной пастушке большого труда стоило удерживать их в стаде. Нелти то и дело врезалась в группу овец и так им досаждала, что они с громким блеянием шарахались в стороны, нарушая строгий, почти военный порядок шествия стада. Бали преследовала коз — наскакивала на них, бодалась, выталкивала с дороги. Почтенные коровы и буйволицы со спокойным презрением глядели на эти проказы. «Ладно, ладно, — как бы говорили их взгляды, — денек-другой подурите, а там наступит и ваш черед: как свяжут вам задние ноги,
Нелти вприскочку двинулась к Путнику. Мелодичное позвякивание колокольчиков на шее, подобно звону бубенчиков на ногах у танцовщиц, сопровождало каждое движение озорницы. Вот она подошла совсем близко, уперлась передними ногами в откос и принялась обнюхивать ноги Путника, точь-в-точь как обнюхивала бы корни какого-нибудь дерева.
— Нелти! Ха! — крикнула пастушка. Высокий голос ее тоже зазвенел колокольчиком. Но красавица Нелти не обратила никакого внимания на окрик: то ли из шалости, то ли из кокетства, желая ли окончательно смутить пастушку, она вдруг принялась лизать башмаки Путника.
— Нелти, ха! Хуш! Нелти, ха! — снова закричала девушка.
Она подбежала и принялась охаживать палкой непокорное животное. Бедная пастушка была совсем сконфужена: щеки ее залило горячим румянцем, на носу и на лбу выступили капельки пота.
Отогнав Нелти, девушка строго взглянула на Путника.
— Далеко ли идете? — спросила она на языке пахари.
Путник улыбнулся. Потом сказал на урду:
— Какая озорница эта Нелти!
И тотчас серьезного выражения на лице пастушки как не бывало. Она ласково оглянулась на Нелти (нахлобучка не образумила эту негодницу, и она продолжала резвиться вовсю).
— Ведь ей и трех лет нету, — объяснила девушка.
— Хм. А сколько лет тебе?
Пастушка снова поглядела на Путника, на этот раз удивленно. Лицо ее зарделось, она застенчиво отвернулась и двинулась за стадом, легонько похлестывая палкой по спинам коров.
Путник спустился на дорогу, пошел рядом с пастушкой, отобрал у нее палку.
— Вот и видно, что твой старший брат не пошел сегодня с тобой. Где ж тебе одной управиться со стадом? Ну-ка, я сам его погоню. А ты иди сзади, как и подобает хорошей девочке. Я, знаешь ли, устал, а мне, может, еще идти да идти. Скоро зайдет солнце. Далеко до твоей деревни? Где она?
— Да вы ее уже прошли, — смеясь, сказала пастушка. — Придется возвращаться назад. Видите, во-он долина, — показала она пальцем. — Там наша деревня.
— А как зовут?
— Сару, — быстро отозвалась пастушка.
— Нет, я спросил, как тебя зовут.
— Меня… меня Анги, — запинаясь, ответила пастушка. — А вы откуда идете?
Путник словно не слышал вопроса. Он шел, с увлечением покрикивая:
— Хуш, ха, Нелти! Ха, Анги, ха! Бали, а-ха!
Анги так и покатилась со смеху:
— Это что же, выходит, и я телка? О-хо-хо! Ой, не могу, ой, умру! Ну и чудак этот Путник! Э-э, да тебе не управиться со стадом. Давай сюда! — И она отобрала у Путника палку.
Деревня Сару пришлась по нраву Путнику. Всего лишь двадцать — двадцать пять глинобитных домиков, таких веселых, выбеленных мелом. Повсюду — груши, яблони, бананы. Яблоневые деревья цвели, с грушевых свисали темно-зеленые завязи, поле, в нежном уборе кукурузных побегов, отливало зеленым бархатом. Густая банановая роща баюкала в своих объятиях звонкоголосый зеленый ручеек, а неподалеку от него на большой поляне просторно раскинуло свои ветви большое обезьянье дерево. Обширная тень от этого дерева достигала берега реки, а река, узкая, прихотливая, сбегала сюда со снежных гор и вилась змеей, поспешая следом за уходящим на покой солнцем. У самого горизонта она омывала карнизы берегов, начинавших собой две горы, над которыми еще сияло солнце. По ту сторону гор была страна Путника. Когда-то он туда вернется? И вернется ли вообще когда-нибудь?