Когда рухнет плотина

Эдельман Николай

– Как раз тем, кто старается разнять дерущихся, в первую очередь достается. По своему опыту знаю.

– Тем не менее его как бы признали. Никто его не слушается, но у нас там возникла такая себе нейтральная зона, где можно хотя бы вести какие-то переговоры. Орел - то есть Грыхенко - выделил войска для охраны. Дельфинов тоже в миротворцах, - она понизила голос, чтобы Славик с переднего сиденья не мог её расслышать. Вероятно, не для конспирации, а из деликатности, Всех своих козырей он лишился - завод затоплен, да и ГЭС разрушена. И Дима-Мамонтенок к Долинову переметнулся. Только авторитет и остался. Да, поле это

еще... Что с ним делать, никто не знает. Сидит у нас этот псих Моллюсков и выдает идеи - одна другой безумней. Бедлам, короче.

– Ехай вдоль реки, - сказал Пападьяк, когда мы оказались на проспекте Революции.
– Там спокойнее.

Мы свернули в переулок, ведущий к Бирюсе. На обочине над трупом грызлись две дворняги со свалявшейся шерстью. Одна из них, покрупнее, наступала на маленькую соперницу, скаля клыки и коротко, отрывисто взрыкивая.

– Скоренько они приучились к человечине, - пробормотал Пападьяк.

"Не с твоей ли подачи?" - мысленно откликнулся я и тут же крикнул:

– Стой!

Славик затормозил, и оба они с Пападьяком недоуменно обернулись ко мне:

– Ты чего?

Я открыл дверь и вылез из броневичка. При моем приближении собаки насторожились, но не спешили убегать, наоборот, ощетинились, застыли в боевой позе, готовясь отстаивать добычу. Не поворачиваясь к ним спиной, я осторожно обошел труп - и подтвердилось то, что я мельком заметил из окна машины: у трупа отсутствовала голова, но как ни странно, на земле под обгрызенной шеей почти не было крови. А на стене ближайшего дома красовался неровный знак: вписанная в круг перевернутая пентаграмма.

– Туфта!
– заявил Славик, когда я рассказал им о своей находке и о том, что говорила ночью Зинаида Петровна.
– Это эфэфсбэшные киллеры на понт берут!
– и объяснил, что в распоряжение Долинова заговорщики из ФСБ предоставили специальную диверсионную группу "Оса", которая терроризирует население.

– Почему же крови нет?
– спросила Анжела, на которую мой рассказ произвел сильное впечатление.

– Откуда нам знать, - я решил поддержать менее мистическую версию, может, они сперва дали крови вытечь, а потом приволокли труп сюда.

К реке мы выскочили неожиданно. Там, где до неё должны были оставаться ещё пара кварталов, сейчас расстилалось водное пространство, свинцовое, бурное, необъятное, уходящее в непроницаемую даль. Кое-где из-под воды торчали стены особенно крепких зданий, но в целом опустошение было абсолютное. Исчезли все лесистые острова, разделявшие Бирюсу на несколько проток, исчез решетчатый силуэт железнодорожного моста справа, хотя осталось привычным ориентиром округлое плечо бугра, давая знать, что дело не в тумане, скрывшим от глаз знакомую картину, исчез автомобильный мост слева, исчезло чертово колесо из парка культуры. Дорога оказалась на самом берегу, и ехать по ней было почти невозможно: асфальт снесло водой, через каждые двадцать метров - завалы из рухнувших, сцепившихся ветвями деревьев, да ещё обломки сильно подмытых домов с левой стороны улицы. Кое-как проехав квартал, мы были вынуждены вернуться на проспект.

Стрельба, похоже, приближалась, но проспект перед нами был пуст вероятно, бои шли в боковых улицах. Но вдруг в квартале от нас на проспект выехали два БТР-а и покатили нам навстречу. Славик аж взвизгнул - и так же взвизгнули шины

нашего броневичка, рванувшегося вперед. Я решил было, что пижон спятил от неожиданности, но он знал, что делает - ведь не станешь же разворачиваться на заваленной обломками улице под прицелом пулеметов. В пятидесяти метрах впереди был перекресток. Славик свернул налево, почти не снижая скорости.

– Зачем мы удираем?
– спросила Анжела.
– Это же наши!

– Думаешь, будут разбираться?
– пробурчал Пападьяк, и в подтверждение его слов на оставшемся за спиной проспекте загрохотала пулеметная очередь. Но не успели мы доехать до следующего перекрестка, как на машину будто со всех сторон обрушился шквал огня. Сверкнуло осколками боковое зеркало. Очень неприятно сидеть в железной коробке, по которой со всех сторон барабанят пули. Я не знал, долго ли сможет выдерживать хилая инкассаторская броня стрельбу такой плотности, но тут машина накренилась, заскрежетала дисками по асфальту и заглохла.

– Огонь справа, - оценил обстановку Пападьяк.
– Выбирайтесь через левую дверь и в дом.

Сам он выскочил из своей двери, обежал броневичок и, высовываясь из-за него, посылал короткие очереди по окнам противоположного дома, прикрывая наш отход.

– Порядок, - сказал он, догоняя нас, - бэтээры подвалили, сейчас им будет не до нас.

– Кто стрелял?
– спросил я.

– ... их знает. Так, вылазим на двор, будем пробираться своим ходом.

Мы попали в какой-то офис. Накануне он подвергся основательному разгрому, но хотя бы не сгорел. Однако шли мы, хрустя по стеклу и постоянно огибая завалы перевернутой мебели и разбитых компьютеров, а то и перелезая через них. Наконец, нашли и черный ход - массивную бронированную дверь, развороченную взрывом; полосы железной рамы были завязаны чуть ли не узлом, сама дверь искарежена, скручена, полуоторвана. Она прочно застряла в раме, но оставляла достаточно широкий проход - для всех, кроме Пападьяка. Тому пришлось бы протискиваться, согнувшись едва ли не вдвое, и поэтому первым пошел Славик. Он выглянул, осмотрелся, ступил в проем и, ещё до того, как мы услышали визг пуль, откалывающих крошки от бетона, ввалился обратно, скрюченный, зажав живот обеими руками, из-под которых текли алые струйки, и рухнул навзничь.

– Слава!
– Анжела нагнулась над ним.
– Что с тобой?!

– Уй-ее, - просипел он с мгновенно вспотевшим от дикой боли лицом. При-па-я-ли...

Пападьяк, в свою очередь, выглянул в дыру и сказал нам каким-то очень нехорошим голосом:

– Уходим. Берите его вдвоем, несите - вон, по лестнице, вверх.

Я схватил Славика за плечи, приподнял, потащил. Анжеле сил хватало только на то, чтобы взять его за ноги - оторвать от пола мы его уже не могли. Пападьяк пятился вслед за нами, держа дверь на прицеле.

– Все равно нас найдут, - сказал я, имея в виду остающуюся на ступеньках кровавую дорожку.

– Может, побоятся сунуться. Они не знают, сколько нас.

– А их сколько?

– Четверо как минимум. Сидели напротив, за гаражами.

Мы втащили Славика на второй этаж, забились в первый попавшийся кабинет. Пападьяк принялся сдвигать к двери столы.

– Сами себя в ловушку загнали, - сказал я.
– Надо было на первом этаже прятаться.

– Там всюду решетки на окнах. Что там с братушкой?