Когда рыбы встречают птиц. Люди, книги, кино
Шрифт:
А.Ч.: Ваши альбомы всегда содержали в себе явный концептуальный посыл: «Nigredo» – первая стадия алхимического Делания, «Уходящее солнце» с песнями «Армагеддон FM» и «Станция мертвых сердец» – конец света и проигранная битва, энтропия и эсхатология. На последнем альбоме, как мне кажется, вы не только все больше приходите к прямому высказыванию, но даже выбрали более простое оформление диска по сравнению со средневековыми, барочными иллюстрациями Дмитрия Воронцова [392] , оформлявшего, в частности, книги Гюисманса. Не боитесь ли вы, как Пелевин, перейти, условно говоря, из художественной области в публицистическую?
392
См. страницу художника: http://artnow.ru/ru/gallery/2/5629.html.
С.К.: Я не задаюсь подобными вопросами, делая то, что мне представляется честным в данный момент. Меня сегодня совсем не интересует поэзия. Поэзия мне скучна. Я не вижу смысла нанизывать образы, и уж подавно играть метафорами. Но меня интересует слово, сказанное со властью, это то, о чём говорится в Евангелии. Мне не интересна музыка как искусство наворачивать музыкальные образы – мне интересны созвучия, выносящие мозг. То есть мы хотим заниматься искусством прямого действия, непосредственно трансформирующим сознание слушателя. Причём бесповоротно, как LSD. Мы очень опасны (смеется).
А.Ч.: Девиз вашей группы – «Свобода в служении». Чему сейчас в первую очередь надо служить?
С.К.: Как и всегда – Сердцу.
Zootopia
Мне трудно говорить об этих четырех ирландцах, назвавших свою группу в честь американского самолета-разведчика U2. Нет, с ними ничего не случилось, все более чем нормально, они вот даже приезжают на этой неделе в Москву. Сделалось со мной, когда они значили так интимно много, теряли, наоборот, значение или, в самом начале, смутной весной 1993 года я услышал их альбом «Zooropa» – альбом, построенный на образе объединенной Европы, в котором герои были далеко не объединены, а скорее потеряны. Альбом, который целиком можно было ставить в качестве саундтрека к лучшим фильмам 90-х – от «Неба над Берлином» Вендерса до «Достучаться до небес» Яна. Альбом смутного настроения после долгой вечеринки – выходишь из закрывающегося бара где-нибудь в Амстердаме или из сквота случайных знакомых в Берлине, все было весело, алкоголь, дискотечные мелодии и смех друзей еще не отпустили, но куда дальше? Green light, seven eleven / You stop in for a pack of cigarettes / You don't smoke, don't even want to / Hey now, check your change («Stay (Faraway, So Close!»))… Альбом того состояния (в том смысле, в каком изобретенный Брайном Ино музыкальный стиль ambient транслирует скорее атмосферные ощущения, чем внятные мелодии), в котором мы были – по своим уже, не общеевропейским причинам – после рассвета девяностых и перед закатом нулевых. Red lights, gray morning / You stumble out of a hole in the ground /A vampire or a victim / It depends on who's around…
Случалось со мной и дальше, когда приходили – сначала на кассетах и левых дисках, потом «родными» альбомами из фирменных магазинов и синглами и бутлегами из лондонских и парижских HMV – другие альбомы.
«Boy» (1980), «October» (1981) и «War» (1983) – их первая «тройка», ирландской самоидентификации и ирландских же дел типа IRA, Белфаста и американской эмиграции (Микки Рурк в «Заупокойной молитве» играл бойца IRA, кажется, как иллюстрацию к тем альбомам), грязного панковского звука и запредельной искренности молодых ребят из одной дублинской школы.
Было заинтересованное внимание, но прорыв пришел позже – с «The Unforgettable Fire» (1984), для записи которого они заперлись в заброшенном замке, вышли из своего мирка на другие темы (в альбоме больше о той же Америке) и другой уровень (их долголетними продюсерами стали Брайн Ино и Даниэль Ланау, а обложку нарисовал их будущий клиповой коллаборатор Антон Корбайн).
А потом, конечно, их уже великая тройка – «Joshua Tree» (1987), «Achtung Baby» (1991) и «Zooropa» (1993). Первый – ирландского вечно протестного фолка и корневого американского блюза, той же потерянности, что хоть у вечных любовников из «With Or Without You», что у вечных абсолютных новичков из «I Still Haven't Found What I'm Looking For». Второй – циничней и, соответственно, проникновенней, о том постоянно ускользающем посреди евровечеринок и марокканских трипов, неразрешимых споров с родителями и гламурной сексуальности славы, что – One love / One life / When it's one need / In the night / It's one love / We get to share it («One»). Но ты все еще не знаешь, куда идешь и зачем пришел сюда, верно? Have you come here for forgiveness / Have you come to raise the dead / Have you come here to play Jesus?
«Where The Streets Have No Name», «Fly», «Numb» – трудно в те начальные 90-е было включить MTV и не увидеть их там. U2 стали really big и – знали об этом, играли на этом и обыгрывали это. Боно и компания придумали шоу Zoo TV с подвешенным над сценой Трабантом, лозунгами в стиле парижского лета 68 «Everything you know is wrong», «beLIEve» и «Watch more TV» и альтер эго Боно в виде сильно накрашенного и сверх меры манерного мелкого дьявола Мистера МакФисто, изнемогающего под бременем славы и (тогда еще это слово было не в ходу) гламура. Мистер МакФисто щеголял в золотом костюме, звонил со сцены президентам, ломался в разговоре с их секретаршами и смахивал слезу, сильно разбавленную тушью [393] . Потом была придумана и Зуропа, в которой Европа могла себя узнать, как в бескомпромиссном зеркале ультралевого комикса.
393
http://www.youtube.com/watch?v=UmgYzASFZPU&feature=related.
U2 были на MTV, во всех ток-шоу, на всех обложках. Они действительно были везде. Сняли три версии клипа «One» – от попсовейшей (мачо Боно грустит в баре по какой-то модельной девице) через активистскую (они переоделись в женские костюмы и нанесли грим – геи тогда еще нуждались в защите и понимании) до полностью артхаусной (весь клип по экрану бежит буйвол, распускается подсолнух и высвечивается «Единое» на всех языках мира). Занимались общественной деятельностью и политикой (впрочем, когда они ей не занимались? Greenpeace, Amnesty International, AIDS in Africa and Gay rights). Перепевали чужие песни, делали дуэты и трибьюты, отдавали свои песни всем – от Тины Тернер («Golden Eye» в фильме про Бонда написал Боно) до Джонни Кэша («Wanderer»). Традиционно много писали музыки для кино (с другом Вендерсом, кажется, они «махнулись не глядя» надолго – он снимал их клипы, они поставляли песни в его фильмы, от «До самого конца света» до «Конца насилия»). Сняли фильм «Отель миллион долларов» (2000) – по сценарию Боно, с песнями по мотивам «Земли под ее ногами» Салмана Рушди, с Милой Йовович и Мелом Гибсоном и, конечно, неизменным Вендерсом за режиссерской камерой.
Казалось, им можно было настолько все, что запись Генсбуром Марсельезы в стиле регги просто чушь и мелочь. U2 ушли в эксперименты. И записали два действительно интересных альбома. Первый – «Original Soundtracks 1» в виде группы Passengers (1995), куда вошли те же Ино и Ланау. Настоящий 7-минутный эмбиент или двухминутный сарказм про обжирающегося гамбургерами «белого негра» Элвиса Пресли как символа Америки, оставшиеся после сессий Zooropa песни и «Blue Room» из саундтерка к «За облаками» Антониони и Вендерса… А еще песни к никому неизвестным южноафриканским театральным постановкам и вообще неснятым фильмам… Под собственным же именем U2 выпустили «Pop» (1997), где играли на поле дискотечной музыки, но и исполняли настоящий трип-хоп…
Если честно, я до сих пор жду «Original Soundtracks 2» и очень хотел бы, чтобы U2 сделали какую-нибудь трип-хоп коллаборацию с великими бристольцами Portishead, Tricky или Massive Attack. Но альбомы были действительно интересными и экспериментальными – «народ не понял», a U2 – испугались, не получив своих миллионов проданных дисков и миллионов фанатов на стадионных шоу (на этот раз Трабант был заменен на огромный mirrorball лимон).
И решили от греха подальше «припасть к корням» – выпустить альбомы в духе «традиционного U2» (что есть, понятно, оксюморон, потому что все их работы до этого были – рост, вперед и вверх, но в разных стилях): «All That You Can't Leave Behind» (2000) и «How to Dismantle an Atomic Bomb» (2004). Альбомы хоть и вдохновленные (в частности, Боно посвятил несколько песен умершему отцу, которого очень любил), но слишком правильные что ли и, кажется, нацеленные больше всего на одно – быть больше всех, быть № 1. Что, впрочем, и удалось.
Успех был закреплен и сопутствующим: Боно уже не просто звонил президентам, а тусовался с ними (шутка с фанатских сайтов: Боно приходит на встречу к Бушу-младшему, секретарша озадаченно звонит президенту – «С вами хочет встретиться человек в солнечных очках, шляпе, с сережкой в ухе и… только с одним именем!»), несколько раз выдвигался на Нобелевскую премию мира, a U2 выпускали Best Hits, переиздавали remastered альбомы, снимались в 3D концертном фильме… Даже скандалы стали другого толка – басист Эдем Клэйтон уже не встречался с Наоми Кэмпбелл и не носился по Дублину под 100 с травой под сиденьем, но Эдж пытался застроиться не на той территории в Майами, а Боно прогорал на финансовых сделках… И гид-ирландец, показавший нам в Дублине ту школу, где U2 и встретились, как-то скривился – они действительно стали too big, слишком велики для маленькой и гордой Ирландии, riotous Eire, стали их главным туристическим брендом (а сами вывели свои финансы в Европу, потому что в Ирландии слишком большой подоходный налог)…