Когда смерть – копейка…

ВИН Александр

– Вот только не пойму – откуда в том костре взялась мелочь?! Посмотри-ка на меня, Серёга! Да не так! В глаза смотри, внимательно, как тогда, в школе. Ты случайно не видел у Марека в магазине кофейную банку с мелочью…?

Слабо держа голову на уровне наклонённого к нему лица Глеба, Серов пробовал протестовать.

– Не мог так Марек поступить, не такой он… Марек хороший. Ты вот ведь не знаешь, а он мне денег обещал! На операцию Женьке! Как я у него и просил тогда.… Сегодня-то он как раз и приезжал ко мне насчёт этих денег. «Обещаю, говорит, дружбан, вместе вылечим твоего пацана.…». Про здоровье ещё говорил, что оно для всех важная штука, да. Ещё потом дать обещал. Вот, денежки-то, считай, у меня теперь есть! И своих немного…

Серега сполз с дивана на пол и, стоя на коленях, стал копаться под одеялом.

– Вот, смотри! А ты на Марека так…! Не надо так на него! Теперь я сыну деньги отвезу, теперь он живой и здоровый будет! Я снова работать пойду, тёщу упрошу снова на зверюшник меня взять, теперь-то я справлюсь, умею же, не хуже ведь.… А ты…! Я ведь тебя так ждал, Глеб…

– Лучше этому подонку признаться во всём самому. Если нагадил что по глупости – имей мужество сказать об этом вслух, объясниться перед всеми. Улик достаточно, чтобы ему не поздоровилось. Судить гада будут, с полицией приедут!

– А Марека-то тебе зачем касаться?

– Ты для начала успокойся. Умойся как следует. Посмотрись в зеркало. Ты часто подходишь к зеркалу, Серега? Может, стоит почаще, а? Никто твоего любимого Азбеля пока трогать не собирается. Над тем, что ты сейчас мне рассказал, я подумаю. Крепко подумаю. Обещаю.

Капитан Глеб сел напротив Серова и положил руки ему на колени.

– А теперь, огородный мой Робинзон, когда я сейчас тебя покину, приводи себя окончательно в порядок, будь на месте. Кстати, завтра вечерком у Виталика Панасенко мы все вместе посидеть собираемся. Я думаю, что стоит поговорить нам по-свойски, прояснить общий горизонт, а то непорядок какой-то получается. Приезжай и ты обязательно. Будем ждать. И чтобы больше никаких соплей, никаких комплексов! Никого не слушай – тебя приглашаю я. Лично. Понял?

Продолжая глядеть на Глеба блестящими от слёз глазами, Серов покорно кивнул.

– Лады. Тогда я потопал.

– Давай провожу тебя до ворот-то… У меня же керосинка здесь есть, посвечу под ноги, тёмно ведь уже.

– Не надо, обойдусь. Собак у вас тут на ночь в свободный поиск не выпускают?

– Да не, не выпускают.… У нас на дачах-то дежурит один омоновец, с доберманом, подрабатывает иногда, но он только во вторник будет. А сегодня нет, сегодня сторож без собак. Ну, прощай…

Безразлично и невнимательно перешагивая через блестевшие лужи, капитан Глеб Никитин зябко сжимал кулаки в карманах. Вспоминалась так и не выпитая водка на грязном столе.

«Так и есть! Ты промедлил, светло-серый…».

Звонок мобильника застал Глеба уже за воротами дачного общества, на остановке, где он минут пятнадцать с поднятой рукой жмурился на яркий свет фар и уворачивался от брызг пролетавших мимо него по окружной дороге грузовиков.

– Алло… Кто? Галина? А, ну да, узнал, конечно. Что? Какая машина? Сбила машина? Кого? Марека?! Где? Нет, где он сейчас? Дома? Хорошо. Нормально, говорю. Давайте завтра, в гостинице. Да, у меня в гостинице. Часов в одиннадцать вам удобно будет? До завтра. До свидания.

Капитан Глеб невольно отшатнулся, когда около него притормозила фиолетовая «девятка».

– Куда тебе, парень?

Ожидание

…Долгожданная громкая музыка, одновременно грохочут медные трубы и пищат маленькие скрипки…, много света вверху и вокруг, скрип паркета под шагами крупных мужчин, тонкий стук каблучков изящных женщин, разноцветные блики бриллиантовых украшений переливаются по близким блестящим колоннам… Странные почтительные слова, медленные поклоны и твёрдые руки.

Пробел. Промежуток без слов и событий. Мокрая улица, сильный дождь, глухие, чужие выстрелы. Кто-то пробежал рядом, визг машины на повороте… Всё это вдали, смутно и ненужно… Потом подробности – кожаная сумка в кустах – деньги, много денег, ровные пачки долларов. Сколько же в такой сумке может быть денег?! Миллион долларов? Нет, лучше два! Пусть будет ровно два миллиона четыреста тысяч… А сколько это всё весит? Килограммов двадцать, тридцать… Ничего, пусть так… Не очень тяжело… Как унести, где спрятать…? Лучше в лесу…, дома не надо. Хорошо, что под руками есть большой прочный пакет, – часть денег переложить в него, никто из прохожих не запомнит – без сумки ведь, вроде как с цветным пакетом, за продуктами…, за остальными деньгами нужно будет приехать потом… Нет, потом их брать опасно – могут выставить засаду. Унести сразу… Ничего, и не очень-то и тяжело, вроде бы и не тридцать, а всего двадцать, от силы двадцать два килограмма… Да и пакет должен выдержать, с ручками… Вы-ы-держит! Так, а сколько пачек-то всего?! Если конкретно пересчитывать…, нет, не здесь, здесь могут заметить, быстрее унести домой, никто не должен…, там пересчитать…, потом упаковать плотно – и в лес. Не всё, конечно, часть оставить, менять понемногу на рубли в мелких уличных конторках… Опасно – могут быть меченые или переписанные номера. Выследят… Изредка ездить в Москву, там обменивать… Какой размер пачек-то? Сантиметров двенадцать? За один раз можно будет безопасно взять…

И утром опять снились деньги. Если бы это всё получилось – можно было бы сделать такое…! Деньги, большие деньги, настоящие деньги, а не эти медяки…

Внизу, глубоко, блестит золото… Тяжело, много не поднять, не хватает воздуха, сзади, из-за плеча подплывает страшная черная рыба…

Суббота. Поздний вечер.

Улица Фурманова, дом 11а

– Борщ будешь? Я поставлю, подогреется быстро… Майонез-то, представляешь, как подорожал в последнее время, масло растительное тоже вон куда попёрло?!

Маленькая кудрявая старушка мягко и неслышно протопала мягкими вязаными тапочками по чистеньким половичкам в кухню, почти сразу же выглянула из-за неприкрытой двери весёлым личиком.

– Откуда ты, милый мой, такой изгвазданный-то появился?

Действительно, кроссовки Глеба, все в подсохших кляксах садоводческой грязи и городских луж, уж очень сильно и заметно нарушали аккуратное пространство крохотной прихожей.

– С задания. С боевого подвига.

– Вона чего! Когда приехал, говорил ведь, что на диване нынче все дни лежать будешь, да за пескарями поедешь на Бузянку, а сам-то по ночам не пойми чем занимаешься. Подвиги он двигает…

Старушка иронически удивилась.

– Мам, ты только не переживай.

– А чего переживать-то! Живой, не выпивши, – и то ведь хорошо. Давай ванну наберу, погреешься, или как? Рубашку снимай, простирну тоже, чтобы второй-то день не носить…

– Мам, брось! Не надо ничего мне стирать! Я в гостинице отдам в прачечную, так удобней.

– Ну вот, удумал ещё! Удобней! Нешто там чужие-то люди хорошо сделают?! Рукава-то все растреплют, а ворот таким же грязным, непростиранным и останется! И носки снимай, давай, быстро…