Когда смерть – копейка…
Шрифт:
Силу и волю у человека отнимают в большей степени не холод, не голод и не страшные лишения, а то, когда вокруг него всё долгожданно становится мягким, тёплым и чистым.
Капитан Глеб, посмеиваясь, сдался без особых встречных условий, быстренько нырнул в старый спортивный костюм, который матушка сохраняла к его приездам чистым и глаженым уже долгие годы, и босиком прошлёпал в ванную.
Через дверь донеслось опять ласково:
– Коврик положи под ноги-то, чтобы не холодно было на пол мокрому вставать… Селёдочки-то
– Согласен.
Горячая вода была действительно хороша. Но ванна, их чудесная домашняя ванна, когда-то в детстве просторная, как океан, опять оказалась маленькой… Пришлось в истоме плавно согнуть ноги в коленках.
Стукоток ножей и вилок на кухне был мил и неспешен. Там же ещё бормотало местным негромким голосом радио.
Зная, что нет рядом никаких забот и неприятностей, Глеб уснул.
И пробуждение его было таким же плавным и несерьёзным.
– Эй, мореходец! Жив ли ты там?! Не потонул?
– Не, мам, у тебя здесь погибнуть никак нельзя! Глубины не те.
– Выходи, выходи, давай! Дограбился ведь до воды-то как! Почти час уж как без ответа бултыхаешься! Хватит. Давай быстро за стол, остывает уже всё!
Тридцатилетние табуреточки поскрипывали, знакомый рисунок потёртых фаянсовых тарелок обещал привычные вкусы и запахи.
– Селедочки сейчас тебе положить?
– Мам, давай-ка я лучше начну с борща.
Старушка села напротив и, опять просияв тихой усталой улыбкой, поставила бледные руки под своё морщинистое лицо.
– Кушай, кушай…
Здесь не нужно было что-то изображать или притворяться. Глеб просто сильно и вкусно ел.
– Похоронили-то они Маришку где?
И траур в эти минуты был тоже неуместен. Прожевав, Глеб нахмурился, желая быть точным.
– Не знаю, мам, позабыл уже здесь многое… Виталик говорит, что на каком-то новом кладбище, в Покровах, вроде. Про остальное не знаю.
Совсем было пригорюнившись к началу их печального разговора, матушка вдруг легко взмахнула ладошкой.
– Дак это же хорошо! В Покровах-то и храм от новых-то могилок недалеко, видно его через березки, и от дороги совсем рядом, идти-то если. Автобус туда тоже хорошо ездит, утром и вечером по два раза. В прошлый-то раз, когда дядьку Васю Сизова хоронили, там глины по осени было много, с ближнего-то краю, а сейчас уже, небось, песку всё больше на могилках-то, если к деревьям будут дальше копать… А кто на сороковинах-то у них был?
– Много людей. Знакомых человек пять, шесть.
– Ну и ладно.
Железный чайник потихоньку начинал бренчать на близкой электрической плите тонкой помятой крышкой. Глеб ждал ещё вопросов. Чудесная и долгая ванна помогла сосредоточиться, как всегда. Он уже знал, что будет отвечать. Лгать матушке было неправильным, да и не хотелось.
– Что-то там, у ребят-то твоих, не ладится, что ли, если ты переживаешь так сильно?
– Да, мам, нехорошая история произошла. Вдобавок и у Назарова с женой немного не так получается, и Жанна
– Ты бы лучше сначала со своей семейной жизнью разобрался… – Матушка поднялась переставить тарелки. Горячую мисочку с отварной картошкой и намасленную селёдку поставила только перед ним. – Решил бы сначала свои непонятности, а потом бы уж и чужим людям помогать бросался. Чего ты к ним встреваешь-то? Сами бы меж собой понемногу и разобрались, небось не маленькие… А что, если не получится у тебя помочь-то им?
– Очень хочу, мама, чтобы получилось. Очень.
Всё шло по плану. Всё было вкусно и знакомо. Глеб улыбался про себя, чувствуя лёгкость и силу в чистом и тёплом теле. Матушка, шурша вязаными тапочками и не особо вглядываясь в его лицо, взялась наливать себе чай.
– Виталик-то один и остался путный-то у вас. Хороший мужичок, хозяйственный. Он всё так же на производстве-то и трудится, да?
– Ага.
– Что ж ты теперь, из-за этих забот-то, на рыбалку свою никак и не выберешься? А ведь отдыхать домой приехал… Не позабудь, нам с тобой ещё к тёте Тоне в гости сходить бы надо, она завтра возвращается, за котами-то своими любимыми ко мне придет, всё равно про тебя спросит, обязательно ведь захочет увидеть. Тортик купить какой бы надо.
– В прошлый-то раз… – Добрая старушка опять удивительно славно просияла лицом. – Перед отъездом, за день, по-моему…, да, за день, вспомнила! Собрались мы тогда у меня, подруги наши ещё из «каскадника» пришли, провожать-то её… Вот и стали в лото играть. Так она, Тонька-то, шесть рублей у всех у нас выиграла! Представляешь, ещё и смеётся над нами, жухало ещё то! Мы её проверять два раза хотели, так она ка-ак смахнёт все поставки с карт-то своих и кричит сразу же: «Всё, всё, я выиграла!».
– Ты чай или кофе свой будешь, на ночь-то глядя?
– Чайку, мам, вместе с тобой.
– Сейчас, тогда чашку тебе твою любимую достану.
И чашка, и тишина….
Как будто за стенами этой маленькой квартирки не было ничего страшного и неправильного; не злились друг на друга неплохие, в сущности, знакомые люди; не скрежетали по близким душам глупые и грязные деньги…
– Вот, смотри, какие я карпетки Тонькиной внучке из старой-то шерсти связала! У неё скоро два исполнится, такая шустрая пампушка бегает!
Глеб с удовольствием подержал в руках крохотные пушистые башмачки.
– Молодец ты, мам.
– А то не молодец! Тонька-то сроду вязать ничего не умела, вот я и придумала ей для внучки-то подарок такой сделать. Тонька же её только чупсами да сникерсами всё время пичкает, а вещицу какую-никакую ребёнку никак не догадается купить!
Потом они пили чай молча. Матушка немного похрустела карамелькой, Глеб же просто наслаждался вкусом крепкого напитка.
– Ты вот сюда приехал, отдыхаешь тут, гоношишься всё, а работа твоя как? Не в отпуске же, небось, числишься? Кто-то тебя подменяет там или как?