Когда-то был человеком
Шрифт:
В то время мне часто приходилось говорить на эту тему.
– Да, да, ваши трудности нам известны. А у вас, что же, нет ни одного мецената? Каких-нибудь частных лиц, которые помогают, дают деньги?
Есть, конечно, но они помогают больше идеями или как рабочая сила.
Ясно, они хотят выведать, кто входит в круг друзей ТАБа выявить тех, кто «скрывается за кулисами».
– Но вам же нужны деньги, – продолжали шпики участливо. – Вам нужен кто-то, кто в состоянии выложить наличные. А вы согласились бы иметь какого-нибудь покровителя? Я имею в виду такого, который действительно может помочь?
У
– Конечно, – ответил я, – если бы такой меценат не стал покушаться на мою независимость, вмешиваться в содержание программ, тогда – пожалуйста, пусть вносит свои пожертвования.
– А деньги от государства вы приняли бы?
– Ясное дело. Именно за дотации мы сейчас и бьемся с земельным правительством. В газетах полно сообщений об этом.
И я начал долго и подробно объяснять, почему дотации для театров, по моему мнению, не должны рассматриваться как некое вознаграждение за примерное политическое поведение. Ничего, пускай послушают, может, что и поймут.
– В таком случае вам, вероятно, безразлично, из какого кармана брать деньги?
– Ну разумеется. – Мое подозрение снова усилилось. Неужели они действительно настолько наивны? Хотя, впрочем, может и так. И тут они заговорили открытым текстом:
– Значит, тогда, рассуждая теоретически, вы приняли бы пожертвования и от ведомства по охране конституции?
Ушам своим не веришь: официальное предложение. Нет, полуофициальное. Вышвырнуть бы их за дверь! Но хотелось разузнать побольше подробностей, и я продолжил диалог.
– Пожертвования от ведомства по охране конституции? Нет, это совершенно исключено. Да и чем я мог бы быть ему полезным? Я же никаких секретов не знаю.
– Что вы, что вы, господин Киттнер, – успокоил меня говоривший, – мы рассуждаем чисто теоретически. Предположим, им от вас вообще ничего не нужно. Они просто поддерживают вас деньгами и не требуют взамен никаких услуг, тогда как? Они ведь совсем не такие, какими их обычно изображают, там ведь тоже сидят люди. И поверьте мне, они вовсе не против политической сатиры. Только так и должно быть в условиях нашей демократии. Ведь согласитесь: то, что делаете вы в своем кабаре, – тоже невозможно без изучения людей.
До сих пор удивляюсь, как мне удалось сохранить выдержку, когда эти субчики пытались сделать из меня большего дурака, чем они сами.
– А вы что же, из ведомства по охране конституции?
– Мы оба сугубо частные лица.
Это было последним доказательством. Я еще ни разу не встречал человека, который бы сам себя именовал «частным лицом»: какую-нибудь профессию имеет каждый. Эта парочка тоже. И теперь было совершенно ясно, какую.
– В таком случае скажу вам совершенно откровенно: с ведомством по охране конституции я принципиально не вступаю ни в какие сделки. Я кабаретист, а не филер.
И кроме того, если бы я взял от них хотя бы одну марку, то сразу дал бы им возможность шантажировать меня. Я так рассердился, что в голову не пришло ничего другого, кроме цитаты из собственной программы: «Вероятно, только юморист мог додуматься назвать именно эту контору ведомством по охране конституции».
Но провокаторы не дали себя спровоцировать. Вероятно, они были не такими уж глупцами, но нахалами и циниками – наверняка. Почему бы в самом деле не сделать заход? Попытка не пытка – вероятно, так рассуждали они, все на свете имеет свою цену. Выдержка, во всяком случае, им не изменила.
– Итак, вы ни под каким видом не хотели бы получать оттуда финансовую поддержку, например в виде пожертвований? Даже не хотите обсудить такую возможность?
– Нет.
После этого господа отбросили всякое притворство.
В одной из сценок
Даже не пытаясь продолжить разговор на эту тему и не давая себе труда завершить беседу несколькими ничего не значащими фразами, они дружно повернулись и, бросив на прощание «всего доброго», ушли. На этот раз вместе. Это не было обычной заключительной дискуссией, какие случаются в ТАБе. И разговор был не тот, и закончился он не так. Это лишний раз подтверждает, что мои догадки были верны.
Главная трудность для гражданина, желающего дать отпор поползновениям секретных служб, заключается в одном: как доказать, что его действительно преследуют эти мрачные силы. Все, что он может, – это рассказать о странных, с его точки зрения, явлениях, то есть он может в лучшем случае опираться на косвенные улики. Тайные службы предпочитают действовать тайно – об этом свидетельствует само их название. И ложь они за грех не считают. И крайне редко раскрывают свои карты.
Но я должен был заставить их это сделать. Однако поначалу меня все-таки терзали сомнения: не начинается ли у меня, чего доброго, мания преследования?
Вот взять хотя бы такой пример. Мы с Кристель Давно уже, на протяжении многих лет замечали: каждый раз, когда к нам приезжает кто-нибудь из друзей или коллег из ГДР, в нашей квартире раздается телефонный звонок аккурат в тот самый момент, когда гость еще не переступил порог нашего дома. Причем звонят по аппарату, номер которого не значится ни в одной телефонной книге. Во всех без исключения случаях, когда мы снимаем трубку, там либо молчат, либо просят извинения – ошиблись, мол, номером. Только один-единственный раз состоялся короткий, но веселый разговор:
– Слушаю вас, – отвечая по этому аппарату, я никогда не называю своего имени. Пускай это невежливо, но телефон должен оставаться анонимным.
– Кто у телефона? – услышал я чей-то голос.
– Простите, но этот номер принадлежит частному лицу, и мы не хотели бы предавать его гласности. С кем вы хотите поговорить?
– Это не господин Бризе?
Одного господина Бризе я знал. Так звали депутата ХДС, одно высказывание которого, сделанное им как раз в эти дни в ландтаге, что Киттнер, мол, хочет «ниспровергнуть государство и его органы», сделало его посмешищем всего Ганновера. Об этом человеке буквально так и говорили, что он «зациклился на Киттнере». «Знал бы об этом Бризе!» – это выражение стало у нас дома ходячим. Звонивший был определенно не лишен чувства юмора, если спросил именно меня: «Это не господин Бризе?» Быстрота реакции необходима в моей профессии. «Нет, совсем наоборот».