Когда уходит земной полубог
Шрифт:
И ответил он уклончиво:
— Прежде чем обещать что-то королям, княгиня, я хочу знать, согласен ли круль Станислав отдать Полоцк, Витебск и Оршу в моё прямое владение?
— Ты уйдёшь с Украйны? — удивилась Дольская.
— Эта страна слишком беспокойна для старика! — Гетман подошёл к камину, протянул старческие узловатые руки к огню. Несмотря на жаркий майский день, во дворе под сумеречными сводами замка было сыро и прохладно. — Да, да! Я мечтаю остаток своей жизни прожить в покое, большим паном, вроде твоего незабвенного Вишневецкого.
— Что
— Мне всё равно, кто воцарится на Украйне, моя королева! — усмехнулся Мазепа. — Мне будет хорошо и в тех трёх моих воеводствах. Пусть только круль Станислав вышлет о том прямой договор. Тогда я приведу ему столько казаков, сколько песку на берегах Чёрного моря!
— Славные речи, мой рыцарь! — Княгиня дёрнула за шнуровку звонка, и тотчас из потайной двери неслышно выступила фигура в монашеском одеянии ордена тринитаров.
— Пан Юзеф — верный слуга круля Станислава и первопрестольной церкви. Ему, гетман, ты можешь доверять, как самому себе! — с чувством молвила Дольская.
— Если бы я знал, доверяю ли я сам себе, княгиня? — насмешливо пожал плечами гетман. Но всё же вручил монаху-тринитару заветное послание королю Станиславу, написанное тайной цифирью.
— Передай на словах моему королю, что московиты ныне крепят свои рубежи. Царь послал для того в Смоленск и Новгород своего сына-наследника. Думаю, крулю Карлу и крулю Станиславу треба с походом поспешать! — С этим напутствием Мазепа и отпустил посланца.
Затем обернулся к княгине и осведомился: так ли хороши её бриллианты? Политика политикой, а финансы финансами. Без доброго залога старый гетман деньгами редко кого ссужал.
НОВГОРОДСКИЕ РЕКРУТЫ
Тем, кто на войне, кажется, что война всё меняет, но сама война не может изменить общее течение природы. И хотя Великая Северная война бушевала невдалеке от стен древнего Новгорода, всё в природе шло своим чередом. Прозрачная тишина и осеннее благоденствие ниспустились на купола многочисленных новгородских церквей и отмытые сентябрьским дождём городские кровли. Осень 1707 года принесла богатый урожай хлебов и плодов земных: в полях стояла высокая добрая рожь, на огородах, спускающихся к реке, зеленели тугие кочаны капусты, в садах наливались соками краснощёкие яблоки.
Царевич проснулся от басовитого гудения колоколов, собирающих прихожан к заутрене, одним махом выскочил из постели и подбежал к окну.
За это жаркое лето Алексей не столько вытянулся, сколько окреп в кости и загорел лицом до черноты. Пока сооружали с Корчминым засечную линию по шестисотвёрстному рубежу, крепили Смоленск и Псков, царевичу пришлось много быть на воздухе под жарким солнцем — не оттого ль посвежел и окреп? Алексей распахнул многостворчатое окно, набрал полную грудь бодрящего сентябрьского воздуха и замер от восхищения: перед ним, яко сказочное диво, заблистали под высокими синими небесами золочёные купола Святой Софии.
«Хорошо, что я остановился в патриарших покоях, а не у здешнего воеводы... — подумал царевич. — Спозаранку могу любоваться Святой Софией, а не таращиться на грязную поварню на воеводском подворье!» Алексей весело одевался, собирался к заутрене, представляя, как он войдёт сейчас в прохладную полутьму собора, увидит святые лики на большом и малом новгородских иконостасах, вдохнёт запах благовоний и ладана.
Но, увы! В приёмных покоях его уже поджидали этот несносный офицеришка Роман Корнев с докладом о сборе провианта и доставке рекрутов и Васька Корчмин со своими чертежами и циркулем.
«А я-то рассчитывал хотя бы в Новгороде отдохнуть от воинских забот! Нет, батюшка недаром приставил ко мне этих ретивых офицеров. Целое лето гоняют меня, словно какого-то рекрута по службе! — Царевич брезгливо морщился, пока Корнев докладывал о нехватке кулей с мукой. — Ему ли, царевичу, какие-то кули и бочки с квашеной капустой считать? Но батюшкин наказ строг: сухари для войска — наиважнейшее дело!»
— Выходит, и новый воевода — вор? — Алексей глянул вопросительно.
— Выходит! — нехотя ответил Роман, который ведал, что воевода назначен по великой протекции светлейшего. Но знал об этом и царевич, посему внутренне возликовал и сказал строго:
— Хорошо, напишу о том батюшке!
Затем повернулся к Корчмину и приказал ему оглядеть бастионы вокруг детинца. На берегу Волхова сам инспектировал рекрутов. Сержанты Корнева построили три сотни дюжих парней. Царевич шёл, внимательно вглядываясь в людей — не попались бы с червоточиной! — ведал, что батюшка за негодных рекрутов взыскивает строго.
— А откуда сей одноглазый циклоп? Кто его поставил? — напустился царевич на оробевшего воеводского подьячего. — Аль не ведаешь, что в государевом рескрипте сказано?! Рекрутов поставлять здоровых, одетых и обутых за счёт помещика справно: полушубок на плечах, сапоги на ногах! А у этого циклопа мало того, что глаз выбит, так на нём драный зипун вместо овчины и лапти взамен сапог. Да и с одним глазом куда он будет целить?
— Откуда родом-то? — спокойно спросил рекрута Роман.
— Из села Выбити мы, князя Васильчикова люди, — густо и как бы простуженно пробасил великан-рекрут. — А что господин офицер шумит, что я не туда с одним глазом целить буду, так может не сомневаться — я и сейчас на охоте белке в глаз попаду!
— Дурак, перед тобой не простой офицер, а сам государь-наследник! — лениво сказал Роман.
Рекрут вдруг перекрестился на крест Святой Софии и бухнулся перед царевичем на колени: