Когда уходит земной полубог
Шрифт:
— Прости, государь-царевич, что не спознал царскую кровь, не вели казнить, вели миловать!
— Встань, циклоп! — Царевич, по всему, был доволен старинным обращением, гнев его улетучился. — Лучше скажи, за что тебя, такого силача, барин в рекруты отпустил? И где глаз потерял?
— Да на охоте и потерял, государь-царевич! Я у нашего барина первым доезжачим был. Вот и взял в прошлом году волка вперёд князюшки! Ушёл иначе бы волк! А барин у нас горячий — полоснул меня плёткой, глаз и вытек. Ну а ныне в рекруты определил: не могу, говорит, я на твой глаз спокойно взирать, Пров, совесть мучает!
— Выходит, ты чужую совесть будешь в солдатчине отмаливать? — удивился Роман и спросил громко: — А сапоги и полушубок почему тебе князюшка не справил?
Великан печально опустил голову, ответил честно:
— Справить-то барин всё мне справил — и сапоги, и полушубок, и шапку! — И тут вдруг Пров поднял голову, сверкнул озорно одним своим глазом. — Да токмо, господин офицер, не мила мне одежда с барского плеча — дороже жалованное царём солдатское платье!
— Пропил, значит, всё и надел опорки! — рассудил Роман — А не подумал, кто тебя, циклопа, в солдаты возьмёт! Ты ведь вместо шведа стрельнёшь ещё в другую сторону!
— Позвольте я эвон того коршуна собью? — попросил вдруг Пров.
— А что, поручик, дайте ему ружьё, пусть выстрелит! — приказал заинтересованный царевич.
Высоко в небе и впрямь парил коршун, высматривал добычу. Пров взял новенькую фузею, привычно приладил её к плечу, навёл — и грянул выстрел!
— Готов! — изумился царевич.
— Готов! — выдохнули вместе сотни людей.
— Стрелок отменный! — Роман хлопнул Прова по плечу. Попросил царевича: — Дозволь, государь-наследник, я этого циклопа в свой эскадрон запишу. Коли он доезжачим у Васильчикова служил, то, поди, из него и конник добрый?!
— Сызмальства при лошадях обретался! — откликнулся Пров.
— Но глаз-то у него один. Как бы батюшка кривого молодца на смотру не приметил? — Царевич отвёл Романа подале от строя и ушей подьячего.
— Не сомневайся, государь-наследник. Я на царский смотр его в коноводах оставлю. А после первой баталии на шведа, в случае чего, выбитый глаз и свалим!
— Ох и шельма ты, Корнев! — Царевич погрозил Роману пальцем. — Да ладно, согласен. Сам заканчивай смотр, не то я с вами и на обедню запоздаю! — Алексей поспешил на призыв новгородских колоколов.
«Ах ты, Алексей, божий человек! — Роман с нежданной жалостью глянул на сутулую спину царевича. — Недаром вокруг Меншикова открыто твердят, что царевичу монахом бы быть, а не на троне сидеть. Хотя по-своему он человек добрый».
Царевичу, однако, не удалось попасть и на обедню — по дороге в собор перехватил его злой как чёрт Васька Корчмин.
— Что делают?! Что делают?! Только глянь, государь-наследник! — Корчмин чуть ли не силой увлёк царевича смотреть пролом — рухнувший от грунтовых вод участок стены древнего новгородского кремля-детинца. — Нет, чтобы отвести грунтовые воды и крепить фундамент, так эти дьяволы — воевода и комендант — надумали брёвнами крепость подпирать — вот стена без всяких шведских пушек и обвалилась! — Гневливый инженер показывал царевичу на подмытую стену с такой яростью, словно тот сам учинил этот подкоп.
— И таким дуракам, как сей воевода, светлейший князь Меншиков протежирует! — громко возмутился царевич и твёрдо пообещал Корчмину: — О воеводиной глупости и ротозействе тотчас отпишу батюшке!
Но Корчмин вдруг замахал на него руками:
— Ни-ни! Ведь батюшку-государя я не хуже тебя, царевич, знаю! Взбесится и сам сюда за сотни вёрст прискачет — и пошла гулять дубинка по спинам! И добро бы дубинкой всё кончилось! Глянь, и виселицу у пролома поставит! На одной верёвке воевода будет болтаться, на другой — комендант! А ведь люди почтенные. Они не из злого умысла, а из невежества своего вздумали брёвнами стену подпереть. Так что, будь добр, государь-царевич, отца не огорчай, а прикажи, дабы из Санкт-Петербурга прислали водяные насосы. Мне ведомо, что генерал-адмирал Апраксин из Голландии их получил, дабы воду из трюмов судов откачивать!
Алексей хотя и недолюбливал Апраксина, но обещал всё же в Петербург отписать. А Корчмин потянул его дальше, взглянуть, как ставят пушки на подновлённых болверках и бастионах, которыми новгородский кремль-детинец, по приказу Петра, был окружён сразу после нарвской конфузии, когда ждали в Новгород шведов. Из-за частых дождей многие болверки и бастионы ныне осели, и нужно было поднять их, а иные и возродить заново. Работы здесь было непочатый край, в чём оба и убедились, обойдя всю фортецию.
Лишь к вечеру, перепачканный землёй и болотной жижей, что скопилась во рву (смотрели там дренажные работы), царевич явился в патриаршие палаты.
Архиепископ Иов, маленький сухонький старичок, встретил его ласково, как честного труженика:
— Заработался, чай, государь-царевич, сил своих не щадишь! — Он истово перекрестил склонённую голову Алексея. И заметил с лаской: — Ишь как бес Васька тебя по земляным работам затаскал! Ну да ничего, пойдём сейчас в баньку — отдохнём от трудов праведных!
Банька архиепископа у Мячинских озёр была уже натоплена: густо пахло квасом (его плескали на раскалённые камни) и липовыми досками, из которых были сбиты скамьи и полоки.
Дюжий монах не жалел ни кваса, ни веников, а сухонькому Иову и пар нипочём, всё взывал с верхнего полока:
— Поддай ещё парку, любезный, да кваску, кваску плесни.
Царевич уже отдыхал в прохладе чистого предбанника, попивая крепкий монастырский мёд, а старец всё ещё нежился в мыльне.
Вышел наконец, сияющий, довольный, лысина весело розовела меж седых кудрей. Сел рядом с Алексеем, отпил медку, спросил сочувственно:
— Полегчало, чать?
— Полегчало, отче! — Алексей признательно улыбнулся старцу.
— Вот и хорошо, после трудового дня-то! — ласково заметил Иов и добавил: — Вот и батюшку твоего, великого труженика, я в эту баньку водил. Как раз это после нарвской конфузии было. У государя щека дёргалась, руки тряслись. А после баньки сразу полегчало — отошёл государь, помягчел. Самое это лучшее лекарство у нашего народа — крепкая банька!
— А о чём вы толковали тогда с батюшкой, после Нарвы? — полюбопытствовал царевич.