Когда умирают слоны
Шрифт:
– Спасибо. Вы давно знаете Тамару?
– Несколько лет. Она часто приходит сюда, когда здесь останавливаются их гости.
– А у вас часто останавливаются их гости? – тут же уточнил Дронго.
– Не ловите меня на слове, – нахмурился Мераб. – У меня обычная гостиница, и я не имею никакого отношения к вашим играм. Но когда меня просят, я отдаю мой дом для приехавших гостей. И не вижу в этом ничего позорного.
– Извините, батоно Мераб, если я вас обидел. За ваш дом. Мне он очень понравился. Я уже понял, что вы из тех людей, кому могут доверять не только ваши друзья, но и все порядочные люди. За ваше здоровье!
Мераб удовлетворенно кивнул и осушил свой стакан.
– Сегодня меня чуть не убили, – сообщил Дронго, – и, кажется, я абсолютно
– Вас хотели убить? – нахмурился Мераб.
– Да. Взорвали автомобиль, в котором я должен был приехать к вам. Вместо меня погиб очень достойный человек, отец двоих детей. Каждый раз, когда случается нечто подобное, мне кажется, что я как вечный горец, который получает часть жизни от погибшего человека. Словно, умирая, тот передает мне частицу своей энергии.
– Я не знаю, о каком горце вы говорите, – признался Мераб, – но если он погиб вместо вас, то думаю, что вы правы. Если это был хороший человек, то вы должны особенно постараться, чтобы жить сразу за двоих. И быть достойным его памяти. Возьмите сациви. Говорят, моя мать лучше всех готовила сациви. Я многому у нее научился.
– Очень вкусно, – попробовав сациви, сказал Дронго. – Давайте выпьем за погибшего. Говорят, что он был замечательный человек. К сожалению, я знал его только несколько часов.
– За погибшего. Как его звали?
– Отар Джибладзе. Полковник Джибладзе. По телевидению должны были показать, как от взрыва сгорела его машина. Она была припаркована у здания Министерства обороны.
– Я уже несколько лет не смотрю телевизор, – признался Мераб, – поэтому не знаю, что там показывают. И не хочу знать. Все, что мне нужно, я узнаю от соседей или приехавших гостей. А смотреть, как убивают достойных людей или сжигают их машины, мне совсем не нужно. Я и так знаю, что не все нормально в нашем мире. И уже очень давно.
Дронго промолчал. Потом довольно долго сосредоточенно жевал и молчал. Наконец неожиданно спросил:
– Как вы считаете, батоно Мераб, кто виноват в том, что все именно так происходит?
– Вы имеете в виду вообще в мире или конкретно в Грузии? – усмехнулся Мераб, разливая вино из второй бутылки.
– Я имею в виду конкретно Грузию, – пояснил Дронго.
Мераб поднял свой стакан, разглядывая на свет его содержимое.
– Раньше мне казалось, что виноваты конкретные люди. Наше прежнее руководство, не сумевшее договориться со своим собственным народом. Наш бывший президент Гамсахурдиа, отпугнувший людей радикализмом своих решений. Наш нынешний президент, не сумевший наладить нормальную жизнь. Мне казалось, что виноватых достаточно много. А потом я понял, что виноват только один человек – это я сам. Только я, и никто другой. Если я позволяю политикам манипулировать моей жизнью, делать все, что они делают, то и не имею права жаловаться. Раз я молчу, то, значит, с ними согласен. Мой друг Чабуа Амираджиби не был согласен с прежним режимом, когда на площадях стали сжигать его книги. И он об этом открыто заявлял. А его сыновья взяли в руки оружие и пошли защищать истины, о которых говорил их отец. Один из мальчиков погиб. Чабуа очень тяжело переживал смерть сына. Но даже такой страшной ценой отстаивал право на свою истину.
– Это путь титанов, – заметил Дронго.
– Возможно, – согласился Мераб. – В таком случае давайте выпьем за титанов. Когда понимаешь, что в мире живут такие люди, становится спокойнее.
– За титанов! – откликнулся Дронго и попробовал вино из второй бутылки. Оно было менее сладким, но не менее терпким. Затем возразил: – Я не могу согласиться с вашей теорией, по которой каждый должен нести ответственность за все несчастья, случающиеся в нашем мире. Мне кажется, гораздо честнее находить конкретных виновников, не деля моральную ответственность на всех поровну.
– Не обязательно делить ответственность. Можно сопереживать, – уточнил Мераб. – Я сейчас положу вам купаты. Хотя их готовили в ресторане, а мне прислали в таком виде, но все-таки попробуйте. Только подогрею на сковородке, – и он поднялся, чтобы поставить сковородку на огонь.
– И вы считаете, что отстраненное сопереживание уменьшает вашу долю ответственности? Или вашу боль?
– Не знаю, – признался Мераб, – но честная позиция сопереживания и неприятия зла при всех случаях выглядит более достойной, чем трусливое молчание.
– Все может начаться с небольшого обмана, который затем перерастает в огромную проблему, – заметил Дронго. – Хотите, приведу вам почти хрестоматийный пример? Апрельские события 1989 года в Тбилиси. Толпа молодых людей выступает на площади, требуя независимости республики. В этот момент руководство Грузии просит Москву принять решение о вводе войск в республику. Настоятельно просит. Чем это закончилось, знает весь мир. Были погибшие и раненые. При этом выяснилось, что погибли в основном молодые женщины и девушки. Весь мир потрясла эта трагедия в Тбилиси. Тогдашний лидер страны Горбачев заявил, что ничего не знал о случившемся. Министр иностранных дел Шеварднадзе также оказался не в курсе событий. А генерал Родионов, который командовал войсками, и бывшее руководство местной компартии были окончательно скомпрометированы. И вскоре республиканские выборы триумфально выиграл Звиад Гамсахурдиа, пришедший к власти на волне неприятия этой трагедии.
– Все верно, – заметил Мераб. Он переложил купаты на тарелку и поставил ее перед гостем. – Только не понимаю, зачем вы это вспомнили. Мы все знали, что случилось в городе, и никогда этого не забываем.
– Вас обманули, – пояснил Дронго, – грязно подставили, использовав трупы ваших женщин в сложной политической игре.
– Не понимаю, о чем вы говорите? – удивился Мераб.
– Сразу после случившейся трагедии в Москве была создана комиссия во главе с депутатом Собчаком. Вы помните выводы этой комиссии? Во всем оказались виноваты руководители местной компартии, позволившие эмоциям перехлестнуть через край и просившие прислать войска. Горбачев тогда просто подставил грузинское руководство, позволив огласить их телеграмму о вводе войск. Ему было важно дистанцироваться от этой трагедии. И он невольно сыграл на руку провокаторам.
Мераб молчал. Он глядел на красную жидкость в своем стакане и слушал Дронго.
– А потом вас просто обманули, – продолжал тот, – нагло и на глазах всего мира. Комиссия Собчака написала подробный отчет о применении солдатами саперных лопаток при разгоне апрельской демонстрации. Списала всех убитых женщин и пожилых людей на этот невиданный способ расправы с мирными людьми.
Мераб по-прежнему молчал.
– Вас обманули, – убежденно повторил Дронго, – вас заставили поверить в чудовищную ложь. Выходит, солдаты забивали грузинских девушек и женщин саперными лопатками на глазах у их отцов, мужей, братьев, сыновей. И никто из сотен и тысяч мужчин, находящихся на площади, не вступился за них? Вы можете поверить в такую чушь? Грузины смотрели, как забивают их женщин саперными лопатками! И никто даже не попытался вмешаться? Все это неправда. Потом была вторая, более объективная комиссия КГБ СССР, о результатах которой никому не стали сообщать. Все женщины и девушки умерли от удушья, в результате образовавшейся давки. Никто из них не был забит саперной лопаткой. Это была заведомая неправда, но ложь комиссии Собчака тогда была нужна всем. Горбачеву, который не хотел портить свой имидж миротворца, якобы ничего не знавшего о трагедии, Шеварднадзе, который вел свою игру против Патиашвили и Гумберидзе. Выводы комиссии были нужны Звиаду Гамсахурдиа для победы на выборах, нужны самому Собчаку для утверждения собственного имиджа демократа и непримиримого борца с коммунистической номенклатурой. Ложь нужна была им всем. И она появилась на свет, вызвав еще большие разрушения. Уже после победы Гамсахурдиа начали жечь книги современных грузинских писателей на площадях, уже после прихода к власти ультрарадикалов начались преследования инакомыслящих. А потом в результате государственного переворота у вас появился новый лидер. Или я что-то упустил?