Когда возвращается радуга. Книга 3
Шрифт:
– Пока не понимаю, сир.
Генрих шумно выдохнул.
– Слушай же. Ты не хуже меня знаешь, что Хромец расширил свои владения в Европе и на Балканах. Но ему этого мало. Однако, помня о судьбе Александра Македонского, после смерти которого собранная им из кусков империя рухнула в считанные месяцы, он желает временно остановиться на достигнутом и укрепить то, что есть. Но его страстная натура жаждет большего!
– Чего? – угрюмо спросил Филипп. – Да, в Европе ему уже тесно, однако есть покорённые Египет и Сирия. Он развернёт корабли в Индию? Или… рискнёт пойти на Тартарию через Крым?
– Не Индия, не Азия, дружище, его пока не интересуют. Ну же, подумай!
Молчание.
– Дьявол… Неужели Хромец хочет прорваться в Новый Свет?
– Угадал.
Послышался скрип шагов по песку: кто-то из собеседников расхаживал по дорожке.
– Право, он всё больше заставляет себя уважать, – вновь заговорил король. – Каков размах, каков масштаб, а? Дай ему волю… И в то же время – он осторожен и обладает превосходным чувством меры, умея вовремя остановиться, дабы не распылять силы. Ты посмотри, из посредственного… Ладно, будем откровенны, из незаурядного вождя стать императором, и за десять лет раздвинуть свои границы чуть ли не вдвое! Мало ему проникнуть в Африку: он желает перемахнуть через Атлантику, на новый континент! Что замолчал? Или вспомнил, что ты не один в семье учёный, и твой дядя заложил Порт Рояль, а затем и Квебек, а сейчас – губернатор Новой Франкии? К счастью – заметь, к нашему обоюдному! – он женат, а иначе, не знаю, как бы мне пришлось выкручиваться, изъяви Тамерлан желание отправить признанную им родственницу сразу в Новый Свет…
– Проклятье, – только и прошептал Филипп.
– А, теперь ты понимаешь? Так-то, дружище. А вот к худу или к добру то, что у де Шамплена нет наследников, и часть богатейших земель и плантаций перейдёт после его кончины тебе… А часть, возможно, и прижизненно. Видимо, Хромец считает, что к добру. И уже сейчас намекает на возможную доверенность, выданную твоей супруге на управление.
Граф помолчал.
– На что ещё он рассчитывает? Сир, вы же понимаете, что я не могу знать подробности конфиденциальной переписки!
– На лояльное отношение со стороны родственницы-соотечественницы, на торговые связи и кое-какие новые мануфактуры. Не даром, заметь! Османский флот у берегов Акадии и Ньюфаунленда поможет нам вытеснить засевших там бриттов: эти каторжане в колониях довольно своенравны, и не особо-то подчиняются своей королеве.
«Ему надоело воевать…» – чуть слышно шепнул за спиной оцепеневшей Аннет Старый Герцог. «Хм-м-м…»
– Хромцу надоело воевать? – эхом откликнулся Филипп. – И теперь он хочет проникнуть на новый континент… бескровно? Вот как.
– Значит, так.
– А для этого ему нужны родственные связи, и я – в качестве посредника…
Аннет в гневе сжала кулачки, но поверх её руки легла тёплая мужская ладонь. Старый Герцог укоризненно покачал головой. «Надо дослушать». Лицо его, в свете луны, отливающее серебром – кажется, кое-где на скулах даже чешуйки проступили – выражало живейшую заинтересованность.
– И всё же, государь, я хочу оставить ей свободу выбора, – упрямо сказал Филипп. – Она слишком долго была несвободна. Жила в вечном страхе разоблачения. Её унижали и муштровали в гареме, затем навязали старого мужа… К счастью,
Король раздражённо рыкнул:
– Так сделай, чтобы она захотела стать нашей подданной! Дипломат ты или кто?
– Уже нет. У вас на столе, государь, моё прошение об отставке.
Похоже, Генрих даже растерялся.
– Да это… бунт!
– Называйте, как хотите. Арестуйте меня. Я готов.
– Готов он…
Вслед за энергичным крепким выражением что-то лязгнуло, просвистело, вспороло кусты… Это Его Величество, усмиряя гнев, рубанул кинжалом гибкие ветви живой изгороди, загущенные и без того частым подрезанием. Отдышавшись, повернулся к смирно ожидавшему своей участи графу.
– Отставку твою не принимаю. Не хочешь жениться – сам тяни флот Хромца через океан, как хочешь. Мне нужны его корабли у наших берегов. Ещё раз надерзишь – будешь долго думать, как выкрутиться, но уже в Бастилии, понял? Иди.
– Сир…
– Я сказал – не дерзить! И не попадайся мне под горячую руку!
…Великих трудов стоило Аннет промолчать – и не броситься в защиту строптивца. Лишь успокаивающее поглаживание по плечу сдерживало её на месте.
Выждав, когда звук шагов отдалится, Старый Герцог пробормотал:
– Вот так и верш-ш-шится межгосударственная политика… Сударыня, как вам это нравитс-с-ся?
– Никак! – сердито прошипела Аннет. – И этот негодяй что-то там смел мне петь о любви, о том, что мужчина перед её лицом способен на многое! – Поняв, что проболталась, зажала ладонью рот. – Ох, простите!
– Что вы, что вы, мне нис-с-сколько не интерес-с-сны ваши откровения, тем более, что час-с-сть из кое-чьих приз-с-с-снаний я слышал… У меня, зс-с-снаете ли, очень чуткий слух, и иногда я так же, как сегодня, брожу ночами по парку, правда, в одиночес-с-стве… Оттого и столь ос-с-сведомлен, и не только в делах с-с-сердечных.
Аннет так и вспыхнула, герцог же, будто не замечая её смущения, продолжал:
– Вопрос-с-с только в том, что нам с этим зс-с-снанием делать? Не кажетс-с-ся ли вам, что наша милая восточная фея не зас-с-служила подобного отнош-ш-шения? Даже этого гордеца де Камилле проняло, наконец, а нашему Анри хоть кол на голове теш-ш-ши!
– Возмутительно! – горячо поддержала Аннет, уже не сдерживаясь. – Мерзко! И почему нельзя просто-напросто договориться с Османией напрямую о поддержке флотом и о торговле с Новым Светом? У нас же и без того Договор о сотрудничестве и связях!
– А-а, маркиза, тут замешана больш-ш-шая политика… Ес-с-сли Европа воз-с-с-смутится пронырливостью Хромца – наш Гос-с-сударь может выс-с-сказать неудовольс-с-ствие, но сослаться на то, что де Камилле и де Ш-ш-шамплен сговорились зс-с-с-а его спиной, Хромец же ис-с-спользовал родственные с-с-связи, а корабли пос-с-слал лишь в защиту интересов племянницы.
– Кто такой Шамплен?
– Самюэль де Шамплен, дядя нашего героя, путешественник, дворянин-гидрограф, а ныне первый человек в наших заморских колониях. И верно служш-ш-шит короне.