Когда возвращается радуга. Книга 3
Шрифт:
Хозяйка наморщила лоб, вспоминая.
– Ах, да! Конечно. Сейчас он мне ни к чему… Погоди, только найду, во что завернуть, чтобы в глаза не бросался.
Она исчезла в дверном проёме, а тётушка Мэгги покачала головой:
– Эх, всё-то им игрушки да науки… Большая уже, о чём серьёзном думать пора, а у неё одна премудрость на уме. Да это… искусство, да книги. Ну, как ей посоветуешь что путное, если она о женихах и слышать не желает?
Назар поперхнулся тёплым молоком.
– Да ты что, тётушка? Она же вдова, зачем ей опять замуж?
– Вдова… – Мэг сердито нахмурилась. – Бога гневить не буду, эфенди золото был, а не муж; да только пожил вместе с ней совсем недолго… А женщине опора по жизни нужна, да и детки не помешали
Назар фыркнул.
– Скажешь тоже, тётушка Мэг, замуж!
– Ты только… – Ирландка поменялась в лице и приложила палец к губам: – Молчи! Она страсть как не любит такие разговоры! И ты, Али, помалкивай!
А Ирис уже летела в кухню, довольная, разрумянившаяся.
– Уже заканчивают, осталось ковры настелить и в кладовых прибраться, и будем всё смотреть, смотреть! – Она радостно покружилась. Видимо, то, что успела увидеть на ходу, ей уже нравилось. Выложила перед Назаром свёрток. – Вот, держи. Отнесёшь брату Туку и передай, что мне не к спеху, до возвращения в Эстре не понадобится.
Какой-то твёрдый продолговатый предмет был завёрнут в кусок синего бархата, скреплённого витым шнуром. Назар прощупал под плотной тканью характерные очертания, выпуклости и грани и… догадался.
И даже возгордился. Ему доверили такую ценную вещь!
– За пазуху сунь, – посоветовала госпожа. – Мэг, да не смотри так, никто у него ничего не отнимет и не украдёт, я заклятье на ткань закрепила.
От вкуснейших пирожков, мягких, пухлых, нежных, так и просящихся на зуб, Назар малость потяжелел, а потому возвращался уж не бегом-спехом, а неторопливым шагом, здраво рассудив, что наставник-то наказал обернуться до вечера, а сейчас – гляди-ка! – ещё и сумерки не схватывались. Можно пройтись да на город поглазеть. И на Мост Менял подивиться – как же выдерживает этакую тяжесть? Ишь, сколько домов и лавок на него налеплено! И глянуть на собор с величавыми башнями и колокольнями, с каменными химерами-стражами и горгульями на крышах. И на высокие дома с грозно нависающими верхними этажами, и на горожан – пеших, в повозках и портшезах, и на кареты, изящные и раззолоченные, хоть встречались и попроще. Приходилось уворачиваться от настырных нищих, каким-то чутьём разглядевших в неброско, но добротно одетом парне человечка состоятельного – хоть у того при себе, вроде бы, и медной монетки не завалялось; и перепрыгивать через нет-нет, да попадающиеся кучки конских яблок. Лошадей, запряжённых, под одиночными всадниками, под дозорными, под свитами вельмож и важных лиц оказалось в городе полно. Как, впрочем, и в Константинополе. Много схожего, да. Вот только женщины здесь были непривычно раскрыты, и на первых порах Назар едва не шарахался от крепких румяных дев в чепчиках, спешащих по хозяйственным надобностям с корзинами да узлами, от кумушек, без стеснения обсуждающих местные сплетни – причём, одна могла высунуться почти по пояс из окна второго этажа, другая отвечала ей с мостовой, при этом каждая старалась кричать позычнее, дабы перекрыть уличные шумы… Но, несмотря на открытые лица, на крепко сбитые фигуристые тела, на не драпируемые, как на Востоке, чадрами и никабами груди и бёдра, хоть и прикрытые одеждой, но достаточно выпуклые и привлекающие внимание – никто не спешил обвинять этих женщин в распутстве или приставать с непристойными предложениями… во всяком случае, прямо на улицах. Всё вокруг было чинно и благородно, а порой – весело, с шуточками и прибауточками, но шумливее и многолюдней, чем в Эстре. Впрочем, Назару нравилось. Он скоро почувствовал себя, как рыба в воде.
Одно не давало ему покоя. Нет, не ценная вещь при себе: завёрнутая себе в бархат, она спокойно дожидалась своего часа у него за пазухой, да и хозяйка, раз уж сказала, что заворожила – не скрадут. Тревожило ощущение молчаливого присутствия ещё кого-то… или чего-то. Само многообразие уличных звуков, перемешанное с колокольным звоном, шипениями уличных жаровен, стуком копыт, поскрипыванием колёс, звяканьем шпор, шелестом юбок – привычно сливалось для Назара в единый голос – глас, если можно сказать, самой Лютеции, огромного столичного города. Его он хорошо знал и по Константинополю, только в то время не задумывался над определением, а теперь вдруг твёрдо сказал сам себе – Глас… Но всю дорогу, от дома Ирис-ханум до замка Инквизиции он временами слышал ещё один, неуловимо тихий, не голос, а так, шепоток, доносящийся откуда-то снизу, словно из-под ног. И не мог понять – что это?
Надо бы спросить у наставника.
Подходя к особняку, с виду неприметному, разве что ухоженному больше, чем остальные на улице Сен-Мишель, Назар вдруг задумался ещё над одной закавыкой. В день, когда Тук привёз его сюда и познакомил с Пьером, вьюноши обошли несколько корпусов – кое-куда их не допустили, как непосвящённых, но всё же разрешили заглянуть и в Зал заседаний Совета, и в библиотеку, и в громадное книгохранилище. Находились тут собрания редких артефактов и странных предметов, и оружейная; раскинулся обширный двор, по которому совсем недавно Учитель гонял Назара, а в недоступных обычным людям двух крылах здания таились допросные, особые камеры для магов и ведьм, какие-то лаборатории… Но вот сейчас, глянув снаружи на величественное, но относительно небольшое строение, Назар задумался. Как в нём столько всего помещается? Снаружи – дом, изнутри – настоящий замок…
Тоже какая-то магия.
Задумавшись, он собирался прошмыгнуть мимо монахов-часовых возле высоких входных дверей, но один его остановил. Не ощупывая даже, а окинув каким-то особым, пронзительным взглядом:
– Погоди, юный брат, не торопись. Оружие-то тебе разрешено проносить?
– Ему можно. Это брата Тука воспитанник, – вмешался второй. – Он предупредил, что парень принесёт с собой кинжал, единожды пронести может. С отцом Дитрихом согласовано.
– Проходи, брат, – коротко ответил часовой.
Подивившись, но просто кивнув, не задавая лишних вопросов, Назар просочился в просторный холл. Вот оно как! Насквозь видят! Завернул в коридор к кельям, где и столкнулся нос к носу с Пьером.
Тот поспешно отскочил. Обрадованный встречей, Назар довольно потряс узелком с пирожками тётушки Мэг, что снарядили ему в дорогу – для себя и для хорошего товарища, о котором он Мэгги и Ирис-ханум все уши прожужжал – и озадаченно замер. Отчего-то Пьер виновато отвёл глаза и попытался прошмыгнуть мимо, держа руку за спиной.
– Ты что? – даже растерялся Назар. И чуть не ахнул, осенённый внезапной догадкой: – Сбежать хочешь, да? Без меня? Очумел? Мы ж договорились – вместе Мари искать!
Друг упрямо набычился.
– Нельзя тебе, – сказал глухо. Вскинул голову. – Мне всё про тебя рассказали! Ты едва не выгорел; думаешь, не знаю, из-за чего? Хотел мне помочь, и чуть не надорвался. Не дело это. Не могу я, чтобы из-за меня другой загнулся, сам пойду искать.
– Вот дура-ак… – протянул Назар. – Ну, дурачина, что сказать… Молодец, хорошо придумал. А я тебя потом ищи по всему городу, ещё больше надрывайся. Нет, так не годится. А ну, пошли!
Пьер только покачал головой и двинул к выходу. Друг попытался перехватить его за плечо, но получил чувствительный тычок в грудь. И так бы им и подраться, кабы не какой-то монах, заглянувший для чего-то в коридор, а заодно и решивший уточнить у отроков, не встречали ли они тут некоего брата Арнольфини. Ответ он получил вежливый и отрицательный, спокойно удалился искать собрата, а ребята к тому времени остыли.
– Ты вот что, – обеспокоенно сказал Назар. – Ты горячку-то не пори. Есть у меня одна мысль…