Когда выпадает снег
Шрифт:
- А тебе вообще, слова никто не давал! Чё ты вообще здесь делаешь?!
Я замерла, слезы мгновенно оказались у меня где-то у глаз, и я возненавидела себя за это. Откуда-то, словно издалека, я услышала голос Антона; он пытался превратить всё в шутку, но его голос звучал жалко:
- Эй, ну не ссорьтесь…
Я вскочила с кресла и стала искать свой рюкзак, больше всего боясь, что не смогу его сейчас найти.
Рюкзак валялся у кресла, я схватила его и кинулась к двери, но Антон встал передо мной и примирительно положил мне руки на плечи. Я скинула его руки, потому что слёзы уже застилали
Паши уже не было в комнате, я слышала, как он на кухне гремел бутылками в холодильнике. Я вытерла слёзы.
- Ладно, чёрт с ним, - проговорила я.
Меня всё ещё трясло, и я снова приложилась к бутылке как следует, в несколько глотков допила её. Антон услужливо открыл и протянул мне новую. Я взяла и, морщась, глотнула снова.
Старик, между тем, стоял, покачиваясь посреди комнаты, как будто никак не мог сообразить, куда делся нападающий. Потом он медленно осел на пол и остался сидеть там, у подножья дивана. Может быть, он там заснул.
От выпитого мне стало теплее и как-то ленивее. Желание бежать куда-то постепенно пропадало.
- Пей. Чего ты не пьешь? – подталкивал меня Антон, видимо, всё ещё опасаясь, что я захочу уйти.
- Да я и так уже окосела, - вдруг засмеялась я.
Антон тоже засмеялся.
Я помню, что в какой-то момент в поле моего зрения опять возник старик. Он стоял над нами и тыкал в грудь Антона пальцем, но смотрел почему-то на меня и что-то пытался мне внушить, но я не вслушивалась в его бормотание. Антон держал его за плечи, пытаясь оттащить от меня.
Что-то он такое говорил: что-то про «мальчика», чтобы я «берегла мальчика», что ли?
Антон мягко, но настойчиво стал подталкивать его к двери. Я отвернулась к окну и вдруг заметила, что оно, как в моём детстве, у нас дома, было заклеено на зиму.
Вернулся Антон, принёс пиво, и сообщил, что Паша на кухне смотрит телевизор.
- Чтобы нам не мешать, - добавил он.
Он вручил мне бутылку и поставил на стол ещё две. Потом плюхнулся в кресло и притянул меня к себе. Я смутно помню, как мы целовались с Антоном, не сходя с этого кресла. В какой-то момент я оглянулась, но ни Паши, ни старика в комнате не было.
Кажется, мы были уже сильно пьяны, когда очутились в той маленькой комнате снова. Антон мягко втолкнул меня туда, и я даже не сразу поняла, куда мы попали. Было темно, и в темноте был разлит кислый запах стухшей обуви, и воняло перегаром. Антон шарил рукой по стенке, я услышала шелест обоев под его ладонью.
В этот момент откуда-то снизу, почти на уровне пола послышалось сопенье и приглушенное невнятное бормотание. Мои глаза немного привыкли к темноте, и в свете, сочившемся из-под двери, я разглядела где-то сбоку, на уровне колен, низкий диванчик и поваленное тело на нем.
- Не обращай на него внимания, - тихо сказал Антон и пьяно усмехнулся. – Он бухое говно, все равно теперь не проснется. Пашка ему водки налил.
Я почувствовала его руки на своём теле.
Я раз за разом скидывала с себя эти руки, но они вновь облепляли меня, будто их было куда больше, чем две.
Я чувствовала, что он подталкивает меня к дивану у противоположной стены, бормоча что-то нечленораздельное. Какое-то тошнотворное чувство, чуть ли не жалость, подкатило мне к горлу, что-то такое грёбаное, предательское и материнское.
Я молча изо всех сил оттолкнула его и распахнула дверь в грохочущий коридор, полоснувший мои глаза светом. Паша, развалившись на диване в большой комнате, щёлкал каналами.
- Чё-то вы быстро?
– усмехнулся он.
Не глядя на него, я прошла в коридор и сорвала с вешалки свой пиджак; шарф вывалился из рукава, и, наклоняясь за ним, я сильно покачнулась, едва не потеряв равновесие. Но голова у меня теперь была до странности ясной. Я вставила ноги в ботинки, не обращая внимания на холодную сырость внутри, и подлетела к входной двери. Множество бряцающих замков были будто специально здесь для того, чтобы не дать мне вырваться.
Я бешено крутила ручки, замки щелкали, как сумасшедшие, но не открывались. Я услышала шаги.
- Куда ты? Подожди, – Антон схватил меня за руку, я вырвала руку.
- Да отвали ты, - пробормотала я, продолжая сражаться с замками.
- Сейчас, подожди, дай я, – Антон отстранил меня, и быстро повернул все замки и ручки. Дверь распахнулась, и я выскочила на темную и гулкую лестничную клетку. Воняло застарелым табачным дымом. Я тут же споткнулась о чью-то жестянку с окурками, и она со стуком поскакала по кафелю. Я бросилась к лестнице, на ходу влезая в рукава пиджака.
- Меня подожди, я с тобой, - Антон замешкался в прихожей, но я уже летела вниз по ступенькам, не слушая его.
Кажется, я спускалась очень-очень долго, летела вниз, потеряв счёт этажам, делая поворот за поворотом, кровь набатом стучала в ушах. Наконец, я выскочила из подъезда. Я втянула морозный потрескивающий воздух и побежала, что есть мочи, к дороге. Бежать налегке по хрусткому снегу было так радостно, что я расхохоталась, сбив дыхание. Мне казалось, я почти летела.
Где-то далеко позади запикала и хлопнула подъездная дверь, но я не стала оглядываться. Я свернула в какой-то проулок, меня обдало светом фар, и чуть не сбила машина. Я отскочила от неё и нырнула за гаражи. Спиной по стене я сползла в снег, сжалась в комок и замерла, стараясь унять дыхание и сердце, барабанящее в ушах и затылке. Перед глазами пульсировали красные круги. Как можно тише я сплюнула в снег вязкую слюну.
Я сидела за гаражами довольно долго, но никто за мной не гнался. Очень медленно я разогнулась и встала в полный рост.
И тут вдруг поняла, что забыла в квартире рюкзак.
- О Господи, черт! Чёрт! Чёрт! Гадство!
Чёрт бы меня побрал, когда я тащилась в этот грёбаный бомжатник.
Я подумала о том, чтобы вернуться в квартиру, но тут же поняла, что не полезу обратно и под страхом смерти.
Я обшарила карманы. Они были пусты, если не считать пары рекламных бумажек. Я представила себе, как долго буду теперь добираться домой из этой перди. Даже метро здесь не проложено. Идти и идти.