Когда явились ангелы (сборник)
Шрифт:
Я зажмурил глаза, наверное, в надежде выдавить несколько капель раскаяния, но был сух, как Старый Мореход [259] . Я не мог заплакать и ничего не мог с этим поделать. Ни с чем ничего не мог поделать – вот к чему все пришло. Мог только сидеть на этом унылом рифе несостоятельности, сжимая веки, скрежеща зубами и поедая себя поедом.
Этим я и занимался, когда вдруг почувствовал, что я не один.
– Кряк!
Она прислонилась к кушетке сзади; пара ее телескопов была в двадцати сантиметрах от моего лица. Когда я обернулся, она отпрянула, сморщив нос.
259
Герой
– Скажите, мужчина, вы сделали такое лицо, чтоб сочеталось с перегаром, или на самом деле в таком упадке?
Придя в себя, я ответил, что да, на самом деле и упадок как раз такой.
– Хорошо, – сказала она. – Терпеть не могу наигранную грусть. Не возражаете, если подсяду? Даже разделю ваши горести.
Не дожидаясь ответа, она обогнула кушетку, постукивая по ней палкой, и села рядом.
– Так. Чем объясните свой убитый вид?
– Проглотил больше, чем мог откусить, – кратко ответил я, сомневаясь, что этот близорукий выкидыш природы поймет больше, если стану объяснять.
– Только в меня не выплюньте, – предупредила она. Потом наклонилась, чтобы лучше разглядеть мое лицо. – Вроде что-то знакомое. Как вас зовут, кроме страшилы? – Она протянула костлявую руку. – Меня зовут Ваку-дама, потому что я по большей части пребываю в глубоком космосе.
Я взял ее ладонь. Она была теплая и узкая, но не костлявая.
– Можете звать меня Ежа-вю.
Она издала звук, похожий на звук пейджера со свежей батарейкой. Я предположил, что это был смех.
– Очень хорошо. Вот почему показались знакомым. Очень умный. Так что это за снимки у вас на книжке? Фото ваших звездных минут?
– В некотором роде. Снимки одного путешествия на автобусе с моей компанией. А книжка – древний китайский труд под названием «Книга перемен».
– Да ну? В каком переводе? Рихарда Вильгельма? Дайте посмотреть, если можно так выразиться.
Я дал ей книгу, и она поднесла ее к лицу. Кажется, выкидыш был понятливее, чем я думал.
– Это английское издание. Я им пользовалась, когда начала бросать «Цзин». Потом решила, что надо попробовать Вильгельма на немецком. Проверить, не лучше ли там в смысле поэзии. И обнаружила такой вагон различий, что подумала: «Если столько теряет при переводе с немецкого на английский, сколько же потеряно с древнекитайского на немецкий?» И решила: ну его совсем к черту. Последний раз я бросала «Цзин», когда бросила его в мою кретинскую собаку-поводыря. За то, что перевернул мою мусорную корзину в поисках тампонов. Сукин сын подумал, что я с ним играю. Схватил книжку и выбежал во двор; пока я его искала, сожрал всю до последней страницы. Немецкая овчарка. Когда увидел что-то, написанное на языке предков, остановиться уже не мог. Кстати, что это за стекло под ногами? Вы что-то уронили, или я опоздала на еврейскую свадьбу? Собак не люблю, но хорошую свадьбу обожаю. Взрослым дает повод нализаться и вывесить все грязное белье. Не оттуда ли ваш огнеопасный дых, дракончик? С большой свадьбы привезли?
– Не поверите, привез из «Дисней-уорлда».
– Верю. На ракете «Редай» [260] . Знаете, спрячьте-ка вашу фасонистую книжку, пока я не увидела собаку.
Я протянул руку, чтобы достать из-за нее сумку, и задел ее трость. Она упала, я не успел ее поймать.
– Осторожней! – крикнула она. – Вы мой
Она подняла трость и прислонила к кушетке, подальше от меня. Потом снова приблизила лицо и посмотрела на меня, свирепо нахмурясь.
260
Зенитная ракета, запускаемая с рук.
– Так вы и разбили, что ли? Неудивительно, что вид такой виноватый – трудно жить небось под вечным проклятием неловкости.
Несмотря на ее свирепость, я не удержался от улыбки. Свирепость эта была, наверное, кажущаяся. Может быть, девочка не сознавала, что все время хмурится. И она была не такой безнадежно некрасивой, как показалось сначала. И не такой бессисечной.
– Кстати, о проклятиях, – сказал я – Что это вы тогда произносили? Грозное.
– А, это. – Она тут же перестала хмуриться. Подтянула колени к подбородку, обняла голени. – Это не мое, – призналась она. – Большей частью Гэри Снайдера, стихотворение «Заклинание демона». Хотите знать, почему я его запомнила? Потому что один раз написала его распылителем. На футбольном поле. Помните, года два назад Билли Грэм устроил сборище на стадионе «Малтнома»?
– Так это вы написали?
– От лицевой до лицевой. На это ушла вся ночь и девятнадцать баллончиков. Некоторые слова были десять метров длиной.
– Значит, это вы полевой писатель-призрак? Лихо. В газете писали, что письмо было совершенно неразборчиво.
– Темно было! И почерк плохой – руки дрожат.
– А тогда днем все было очень разборчиво, – заметил я.
Хотелось, чтобы она продолжала говорить. Она зарделась от комплимента и стала раскачиваться взад-вперед, обняв колени.
– Я тогда хорошо торчала, – сказала она. – Кроме того, я декламирую лучше, чем пишу.
Она покачалась еще, задумчиво хмурясь и глядя перед собой. Солнце почти ушло за гребень на той стороне реки, и освещение в комнате стало мягче. Хромированные рамы приобрели цвет сливочного масла. Вдруг она хлопнула в ладоши.
– Вспомнила! – Она наставила на меня палец. – Где я видела вашу меланхолическую физиономию: на супере вашего романа, черт возьми. Тоже, скажу вам, лихо!
Она опять стала раскачиваться. Я не удивился бы, если бы она засунула в рот большой палец.
– Я тоже немножко писатель, – объявила она. – Когда не что-то другое. Сейчас, например, я астральная путешественница в дрейфе. И в глубоком – после двух дней на пансионе у мисс Бил.
Я сказал, что не в таком уж глубоком по сравнению с теми, кого я здесь видел. Она опять порозовела.
– Я припрятываю транквилизаторы за щекой, – призналась она. – Никогда ничего у них не глотаю. Смотрите…
Она пошарила между обтрепанными кедами, подобрала большой осколок стекла, закинула его в рот и сделала глотательное движение. Потом широко открыла рот, показывая, что там – ничего, кроме языка и зубов, и через секунду выплюнула осколок, звякнувший о новую плитку.
– Хотите знать, почему меня сюда притащили? Потому что я съела три оранжевых ЛСД и маршировала в холле Капитолия. Хотите знать, почему я так завелась? Праздновала завершение моего нового романа. Хотите знать, как называется?
Я ответил, что, да, хочу знать название ее романа. Я не мог отделаться от чувства, что кого-то тут разыгрывают, но мне было все равно. Я был очарован.
– Я назвала его «Гениальная девочка-подросток захватывает мир». Не очень поганое название, а?
Я признал, что встречались и похуже, особенно у первых романов.