Когда явились ангелы (сборник)
Шрифт:
– Думаешь, тебя отсюда в полночь кто-нибудь заберет?
– Родня, вероятно.
– Аж из Орегона?
– Надеюсь.
– Ну и семейка. – Он смотрит на меня: взгляд профессионального надзорщика, искренний по инструкции. Сочувствующий. – Соболезную, что с отцом так вышло.
– Спасибо.
– Потому судья Риллинг и решил тебе скостить Нарекания, ты в курсе?
– В курсе.
Он читает мне нотацию о пагубе тра-ля-ля. Пускай треплется. Наконец встает, обходит стол, сует мне руку.
– Ладно, Прогулочник. Только не проспи заседание в понедельник в десять тридцать, если хочешь, чтоб тебя выпустили в Орегон.
– Приду.
– Я тебя провожу.
По дороге обратно в вытрезвиловку он меня спрашивает про эту Тюремную Книгу – когда выйдет? Когда все закончится, говорю. А это когда? Когда перестанет происходить. А сегодняшний разговор в ней будет? Да… и сегодняшний, и в понедельник утром, и на прошлой неделе – все в ней будет.
– Дебри! – окликает меня сквозь прутья Сиксо. – Ты в свою блядскую книжку вот что еще впиши: парень – я – парень от своих однокрытников шарахается, пять месяцев в пинокль с этим ебаным начальством играет – пять с половиной месяцев! А только собрался откидываться, какой-то вертухай хватился пачки «винстонов», звонит и спрашивает: «У вас Сиксо с какими сигаретами поступал? С "винстонами"? А ну-ка его придержите-ка!» Ну не подлянка ли, а, чувак? Только яйца, сука, трещат! Да ну какого хуя – Сиксо не серчает, – бахвалится он. – Анджело Сиксо – еще тот Сэр Чалый.
Есть такие пижоны, что нюни распускают – а все равно вроде как бахвалятся.
Меня запирают, и Даггз уходит. Сиксо опять садится. У него Двойной Срок, вот так вот его придержали – Нынешний плюс будущая Гуляша. Могут и на Тройной Срок оставить – прибавить уже прошедший Антракт, и тогда это называется Ярмо. Человек, ожидающий выпуля, называется – На Прогулке. Известно, что Прогулка – это круче Ходки. Многие Прогулочники едут головой, лажаются или пробуют выломиться. Короткий срок часто круче Долгого.
Лучше всего – вообще Выходить Налево. Вот про это как раз мои тетради.
В казенную гостиницу заезжают новые постояльцы. Туристы. Клиенты дома родного. Из потемок какой-то Копченый орет:
– Пощади, помощник Пьос… у нас и так уже ебил от стены к стене…
Переполнен Вытрезвитель,От стены к стене нас тут.Побыстрее вывозите:Мал амбар – срока растут.Домино стучат галопом,У Копченых дикий хай.Коли ебнешь кость с прихлопом —Красной Смертью [7] заливай.Выпуль держат уж три дня как,Позвонить просил-просил…Раз преступник – так не вякай.Выпускайте всех ебил.Дембельнусь ли к Рождеству я?Разрешат ли нам ларьки?За Примерное скостят мнеИли выпустят кишки?Кто мой бонг засветофорил?Перекрыл нам самосвал?Кто пятак перепахал нам,Чем убил нас наповал?Довели меня до ручки,Лагерь ножки подломил.Мальчик реабилитнулся.Выпускайте. Он – дебил.На таких, как он, пеструшекПонаделали крючков…В бога судьям – не игрушки,Выпускайте судаков.Джонсон [8] , пацики – отвяньте.Где вендетты – там Вьетнам.Выпускай хипьё, квадратов:Голубям хуйня война.Вы, чей палец на гашетке,Кто нам виселицу сбил,У кого топор свободы, —Выпускайте всех ебил.7
Красная Смерть. Так называют плюху клубничного желе, которую дают на завтрак с кофе и тостом, – среди прочего оно довольно мощный клей. (Прим. автора.)
8
Линдон Бейнз Джонсон (1908–1973) – 36-й президент США (1963–1969). Во время его президентства операции США во Вьетнаме расширились до размеров полномасштабной войны; США также осуществили вторжение в Доминиканскую Республику (апрель 1965 г.), которое вызвало широкую волну протестов участников антивоенного движения и движения за гражданские права.
В одиннадцать сорок меня выводят возвращают одежду свисток и гармошку определяют в камеру где скамья и еще один Прогулочник – пего-плешивый старикан оттенка красного дерева и лет шестидесяти.
– О, я к дембелю еще как готов. Тока позови.
Он мечется кругами по камере то подбирает то опять на место ставит и опять подбирает старомодный такой ящик для чистки обуви на который ногу ставить а внутри стариковские пожитки. На нем потертый черный костюм, темно-свекольный галстук и белая рубашка. А ботинки надраены умопомрачительно.
– За что тебя, кореш?
– Клевер. А вас?
– На шурина с ножиком попер… а старуха моя лягавых вызвала. Да и не подрались мы толком вообще. Ай, плевать. Выпускайте меня отсюдова, нахер!
Ставит ящик сербает кофе опять берет ящик.
– Так точно, уже иду, нахер!
– Удачи на дороге, – говорю я.
– И тебе того же. Ай, плевать. Я тут даже вес сбросил чутка. И народ приятный, познакомился…
Перед камерой останавливается молодой черный блатной и дает ему номер на бумажке.
– Надеюсь, написал разборчиво, – бурчит старик.
– Крупно, Папец. Не забудь. Как тока на телефон наткнешься, скажи ей – ее Сладкий Песик еще гавкает.
– Еще б, конечно скажу.
– Спасибо, Папец. Давай там.
Как только парнишка уходит, старик комкает бумажку и кидает в парашу.
– Вот же чертов остолоп. А я тут с настоящими ебилами свел знакомство, как вишь. – Ставит ящик, ходит дальше и трет руки. – Ох, стар-добрый город – эт хорошо, да еще в субботу вечером все кочегарится. Если я себе до автобуса, тоись, дошкандыбаю. Скока время?
– На моих ровно двенадцать. Меня семья ждать должна; мы вас подбросим.
– Благодарствуйте, – говорит он. – До самого, значть, города? Ай, ладно, плевать. Что у нас есть-то, кроме сроков, где б мы ни были. За что, говоришь, сидел?
– Хранение и разведение.
– Вот же стыдоба какая – и это за добрый зеленый дар Божий. Кабы не хотел, чтоб она росла, так и семян бы не создал. И скока впаяли?
– Полгода, пятьсот штраф и три года хвоста.
– Вот же ж параша какая.
– Отмотал уже.
– Ну дак. Кроме сроков – ничего… – Прихлебывает остывший кофе, замирает… – Вот тока… ой, я, кажись, готов.
Ставит кружку, опять берет обувной ящик.
– Фрэнклин! – раздается голос – Уильям О…
– На всех парусах, Начальник. Уже иду!
Я один на скамье, дохлебываю остатки его кофе, из кружки ложечка торчит. Пластиковый чехол, в котором был его костюм, остался висеть на трубе; полняк – там же, где старик его сбросил, на полу. Одежда призрака. Я тоже готов. Эта бумаженция исписана с обеих сторон.
– Дебри! Девлин Э…
– Уже иду!
Перевод М. Немцова.Дурында Джун – вот как
…ее звали, бывало, у битников. Утром сегодня заявляется со своим стариком, который, оказывается, сидел со мной, звали Муженек – тот чувак, что два-за-два отмотал. Славился тем, что два месяца за Нарушение Спокойствия растянул на два года – потому что никакой срани терпеть не желал. Гордился своей репутацией на киче, а сейчас на большой зоне поклялся больше не буйствовать – никакого больше красного мяса, красного вина или белых витаминок.