Когда явились ангелы (сборник)
Шрифт:
– Ну что ты, Бетси. Чарити не хочет такого радикального решения. Кстати, о завтраке. – Он обогнул ее и направился к кухне, шлепая единственной сандалией по линолеуму. – Добрые люди, вы уже вынули из-под курочек свежие яички?
– Курятник вон там, – показала Бетси. – За козлом.
– Мм, понимаю. Ну, в таком случае… где вы держите кукурузные хлопья?
Пока Бетси молола кофе, мы с М'келой изолировали козла, чтобы добраться до яиц. Перси с удовольствием наблюдал за операцией. Его конопатое лицо перемещалось от одного окна автобуса к другому по мере того, как мы тащили Киллера к полю, откуда он прорвался. Когда мы закрывали ворота, он крепко лягнул М'келу в голень задним копытом. М'кела заплясал, ругаясь, я невольно засмеялся, а из автобуса донеслись радостные крики мальчишки. Даже куры и павлины присоединились к хору.
В курятнике М'кела рассказал мне подлинную историю.
– Не знаю, из-за моих это дел с «Черными пантерами» или из-за дел с белым порошком. Чарити говорит: мотай отсюда и дай мне передышку. Говорю: «Есть мотать!» Конечно, звоню Гелиотропе. По междугородному. С прошлого года она живет в Канаде со старшим братом Перси, с Вэнсом, который удрал от призыва. И там же его приятели с теми же убеждениями. Гелиотропа уговорила меня украсть Перси у отца в Марине и привезти туда… помочь ей устроить приют.
Мы накормили и успокоили кур, собрали в ведро яйца, оставленные нам крысами и скунсами, и, стоя в дверях курятника, смотрели, как лезет к полудню утреннее жаркое солнце Четвертого июля, года около 1970-го.
– Приют? В Канаде?
– Да. – Он смотрел на автобус. Черная дверь приоткрылась, и выглянул Перси: свободен ли путь. – Что-то вроде современной «подземной железной дороги».
– Для покидающих Штаты?
– Гелиотропа говорила очень убедительно. И кто знает, какой густоты достигнет это говно с Вьетнамом?
– М'кела, ты давно вышел из призывного возраста.
– Но не настолько еще отупел, чтобы не видеть говна, как оно разливается от края до края. Постой подольше рядом с говном, и тебя оно тоже заляпает – это я твердо знаю.
– Слушай, когда я был в бегах, я встречал многих американцев-экспатриантов. И знаешь, что у всех у них было общего? Особенно у мужчин?
Он не ответил. Он вынул из ведра яйцо и катал его в своих длинных пальцах фокусника.
– Все угрызались и оправдывались, вот что у них было общего.
– В чем оправдывались?
– В том, что удрали из дому, когда надо убирать это говно! Кроме того, при чем тут Перси? Он тоже не призывник.
– В каком-то смысле призывник. Его квадратный папа все хочет сделать из него человека. Учителя тоже не отстают: выполнять обязательства, постричься, не выражаться.
Он помолчал. Рыжая голова высунулась из автобуса, и Перси крадучись двинулся к дому.
– Некоторые затычки не лезут в квадратную дырку. Как ни вбивай.
– Можно изменить дырку, – напомнил я.
– Можно? – М'кела осторожно положил яйцо в ведро. – Ты так думаешь?
На этот раз я не ответил. Вопрос этот обсуждался нами давно, и короткий ответ не годился. Десять лет мы были знакомы, и объединяла нас общая мечта, цель, если угодно. Мы были участниками благородной, хотя и несколько туманной кампании за уничтожение контроля над мыслью. Мы мечтали о том, чтобы действительно изменить человеческий ум, открыть путь к более высокому уровню сознания. Только поднявшись на эти безоблачные высоты, думали мы, человечество сможет наконец вырваться из повторяющейся истории гадостей и заварух и прийти к Единому Миру, Единому и Досыта Накормленному. Справедливому, Мирному и в Ладу со Вселенской Гармонией Сфер и Вечной, Вечноменяющейся Дхармой… чего?.. Словом, к Единому Чудесному Миру.
Мы не пытались предугадать, когда именно родится это Новое Сознание и какие зелья понадобятся, чтобы начались родовые схватки, но считали само собой разумеющимся, что светоносное это рождество произойдет здесь, из американских потуг.
Европа для этого слишком окостенела, Африка слишком примитивна, Китай слишком беден. А русские думают, что уже достигли этого. Но Канада? Канада даже не рассматривалась – только в последнее время, дезертирами мечты. Я огорчался, что они уезжают, эти мечтатели, вроде блестящей надломленной Гелиотропы и старого товарища М'келы. Этих конопатых Геков Финнов.
После второй порции яичницы Перси начал зевать, и Бетси отправила его на койку к Квистону. М'кела был бодр как никогда. Он прикончил свой кофе и объявил, что готов действовать. Я изложил ему план на сегодня. У нас партия новых телят, которых надо клеймить, и партия старых друзей, которые едут помогать. Мы отловим, загоним, заклеймим телят, потом будем жарить мясо, купаться, пить пиво, а в сумерки посмотрим фейерверк в Юджине.
– А сейчас надо подготовиться. Надо насыпать опилки, купить пива, укрепить загон, чтобы бычки не вырвались…
– А козел не ворвался, – добавила Бетси.
М'кела уже шел к двери:
– Так приступим же.
Мы завели трактор, прицепили бур и пробурили ямки для новых столбов. Я ставил столбы, а М'кела забивал ямы камнями и собирал камни в канавах. Приходилось торопиться, чтобы не отстать от него. И я был рад воспользоваться передышкой, когда появился первый гость.
Это был мой двоюродный брат Дэви, бывший боксер. Нос у него был красный, а глаза еще краснее. Я спросил его, чего это он так рано приехал. Он ответил, что правильнее сказать: так поздно; приехал он потому, что в ходе ночных гуляний приобрел вещь, которая может меня заинтересовать.
– Для твоего приема по случаю Дня независимости.
Он вынул это из своего помятого универсала «фолкон» – красивый американский флаг, окантованный золотой бахромой. Флаг был метров семь длиной. Дэви сказал, что выиграл его в состязании нынче ночью. В каком состязании, он не помнил, но помнил, что победа была решительная и славная. Я сказал ему, что вещь замечательная; жалко только, нет флагштока. Дэви медленно повернулся и увидел молодую секвойю, засохшую от мороза в первую же зиму после посадки.