Когда зацветет папоротник
Шрифт:
— Ну что вы там застряли, Сергей Иванович? — спросила я.
Голос в пещере звучал глухо. Пещерный коридор, где мы стояли, имел ощутимый уклон, градусов примерно в сорок пять, и заканчивался темным отверстием, у которого стоял Сергей Иванович и светил в него фонарем.
— Убей меня бог, Оля, — сказал он. — Я подозреваю, что там кто-то есть. Что-то мне жутковато.
— А мне все время кажется, — сказал Ромка, — что позади меня перебегает что-то с места на место. Мохнатое такое, и вот-вот лапой до меня дотронется!
Странно, на моих спутников спуск в пещеру подействовал совершенно противоположным образом, чем на меня. Их тревожное состояние, как я поняла, усилилось.
— Ты, Ромка, наверное, пауков в детстве очень боялся, — сказала я, внутренне содрогнувшись от детского воспоминания. — Вот они тебе и мерещатся.
Я подошла к Кряжимскому и отстранила его от отверстия, ведущего в следующий коридор пещеры.
— А вы, Сергей Иванович, слишком впечатлительны, — сказала я. — Вам вредно много читать о кровожадных разбойниках вроде Степана Разина. Пустите-ка, я пойду теперь первой.
Я протиснулась в узкое отверстие и почувствовала, что ступени, которые я нащупала ногами, ведут по-прежнему вниз. Посветив фонарем, я увидела длинный ход, спускающийся глубоко вниз. До его конца свет фонаря не достигал, там чернела непроглядная тьма.
Вздохнув, я порадовалась, что нет пока ни обещанных Сергеем Ивановичем летучих мышей, ни другой неприятной пещерной живности, и начала осторожно спускаться. Я не оглядывалась, но слышала, что мои спутники последовали за мной.
Спуск был долгим и однообразным. По пути я рассматривала стены коридора, по которому мы спускались, и мне показалось, что он представляет собой огромную трещину в скале.
Меня волновало только одно — куда он меня приведет? А если это просто тупик, и мы сейчас спустимся на дно этой расщелины, постоим там, повздыхаем и вернемся обратно? Можно, конечно, утешать себя мыслью о том, что это небольшое путешествие — лучший отдых от утомительной газетной работы. Но ощущение близкой разгадки волнующей кровь тайны, а кроме того — неподдельный интерес к спрятанным в семнадцатом веке ценностям, не давал этой мысли укрепиться в моей голове и настаивал, требовал верить в успех нашего кладоискательского предприятия. Я хотела найти клад и, признаюсь, была бы жестоко разочарована, если бы этого не случилось.
Несколько успокаивала меня мысль о том, что ступени, по которым мы спускались, выдолблены в камне рукою человека, значит, здесь кто-то побывал до нас. А раз так, то не может эта расщелина оканчиваться тупиком.
Поэтому я даже не удивилась, когда спуск стал заметно положе и ход вывел нас в конце концов в небольшой зал, стены которого были выложены уже какой-то другой породой. После недолгого раздумья я решила, что это известняк, но не потому, что знала, как он выглядит, а просто мне попадались где-то упоминания об известняковых пещерах.
Зал был небольшой, но в нем можно было стоять во весь рост, не касаясь головой потолка, сплошь покрытого капельками воды. Влажность здесь чувствовалась довольно сильно. Даже воздух в пещере был какой-то густой и вязкий.
Я не знала, на какую глубину мы спустились, но, судя по тому, сколько времени продолжался спуск, мы находились где-то на глубине ста метров от верхушки скалы, то есть практически на уровне реки, а то и ниже, высоту самой скалы я не прикидывала, а сейчас мне было уже сложно сориентироваться.
Я спросила, что по этому поводу думают Кряжимский с Ромкой, и мы вывели среднюю оценку глубины, на которой мы находимся. Ромка насчитал восемьдесят метров, Сергей Иванович — сто двадцать. Поэтому решили придерживаться мнения, что мы на глубине ста метров.
Из зала, в который мы попали, вели две галереи, расходящиеся под углом друг к другу и имеющие небольшой уклон. Нужно было решить, по какой из галерей двигаться дальше. Мы извлекли на свет фонаря картину и принялись ее рассматривать.
— Вот же, вот этот зал, в самой южной части плана, — горячился Сергей Иванович. — Вот видите, от него отходят два хода, один ведет на восток и скоро заканчивается тупиком. Это можно понять, так как на левом берегу почва болотистая, и вряд ли пещера продолжается в ту сторону. А вот западный ход. Он гораздо длиннее и извилистее, чем восточный.
— И нам, конечно, придется идти по нему, — согласилась я. — Только вот я не знаю пока, зачем мы по нему пойдем. Ведь на плане не обозначено место, где спрятан клад. А у хода есть боковые коридоры, в которых легко можно запутаться.
— Смотрите сюда, — ткнул Кряжимский пальцем в план. — Видите, этот ход упирается в конце концов в большой зал, в центре плана. Я думаю, что в этом зале и следует искать то, ради чего мы сюда спустились. По крайней мере, если бы мне нужно было спрятать что-то очень ценное в этой пещере, я бы выбрал именно этот центральный зал.
— Ну, хорошо, — сказала я, — идем по западному ходу, но мы не должны забывать, что нам придется возвращаться домой по тому же самому пути. Нам и в самом деле нужно теперь оставлять метки на стенах, по которым мы сможем найти обратную дорогу.
Кряжимский полез в свою сумку и вытащил из нее пачку свечей. Он зажег одну из них спичкой и поднес к стене из светлого известняка. Коптящая свеча оставила на стене хорошо заметную в свете фонаря вертикальную черную черту.
— Вот и отлично, — сказал Кряжимский. — Так и будем оставлять метки. А заодно можно и батарейки в фонаре экономить. Давайте-ка посмотрим, как выглядит эта пещера при свете свечи.
Мы погасили фонари. Кряжимский держал свечу в руке, но ее света было явно недостаточно, чтобы осветить стены того небольшого зальчика, в котором мы стояли. Сергей Иванович укрепил свечу в камне и зажег от нее еще две — каждому из нас по одной.