Когда закончится война
Шрифт:
Дождь припускает с новой силой. Раскаты грома все ближе и громче, вспышки молний освещают комнату лучше, чем лампа. Понимаю, что начинаю засыпать. Звуки доходят до меня словно как из-под воды. Мне даже начинает казаться, что я лежу на дне океана, со всех сторон от меня колышется вода, а вокруг плавают маленькие цветные рыбки.
Из этого состояния полудремы меня выводит резкий, страшный крик. Не понимая, что происходит, вскакиваю и оглядываюсь по сторонам.
– Вера, ты слышишь меня? Вера, ты меня слышишь?
Поворачиваю
– Это же гроза. Слышишь меня, глупая? Это просто гроза.
На шум приходит Лиля. Кинув мимолетный взгляд на девочку, она снова выходит из комнаты, и возвращается через минуту, сжимая в руке кружку с чем-то терпко пахнущим.
– Верочка, попей. Это ромашковый чай. Ну что же ты, хорошая моя? Ну, ну буде тебе. Успокойся.
Вера немного успокаивается, берет дрожащими руками кружку и маленькими глотками начинает пить чай. Тихон по-прежнему не отпускает ее от себя, держась руками за ее плечи. Тревожно вглядывается в ее лицо. Его собственное лицо, как мне кажется, даже посерело. Хотя, наверняка, это все из-за полумрака.
Лиля приносит с кровати лоскутное одеяло, заворачивает в него Веру и сажает к себе на коленки, убаюкивая, словно младенца. В этот миг девочка кажется мне еще меньше и тоньше.
Тихон встает и садится рядом со мной. Он складывает руки на груди и поджимает губы. У меня появляется чувство, что ему неловко за Веру. Я, конечно же, всю понимаю. Дети боятся многого: и темноты, и грозы. Но то, что произошло сейчас с Верой, повергло меня в шок. С ней же случилась настоящая истерика. А вдруг она немного сдвинутая? Меня также смущает то обстоятельство, что с того самого момента, как я вынуждена была тут находиться, Вера не произнесла ни слова. Хотя на вид ей не меньше шести лет. Да и, признаться, брат ее меня тоже пугает своими приступами бешенства. Кто знает, может, они тут все психически неуравновешенные?
Тихон словно прочитал мои мысли.
– Вера боится грозы, потому что думает, что это выстрелы, - его голос звучит холодно и жестко.
– Наших родителей расстреляли фашисты.
Мне тут же становится стыдно за свои мысли. Лицу сразу становится жарко. Кажется, я покраснела, чего со мной никогда не случалось раньше. Виновато оглядываюсь на убаюканную Лилей девочку и опускаю голову. Тихон фыркает и уходит из комнаты.
Чувствую, как во мне появляется новое чувство безысходности. Оно поднимается внутри, заглушая все остальные чувства. Из груди вырывается глухой рык, я пинаю ножку стола и выскакиваю за дверь
Оказавшись в сенях, взглядом нахожу дверь в чулан, распахиваю ее и вбегаю внутрь. Слышу, что Тихон за моей спиной что-то говорит. Следом раздаются его шаги. Наверно, он следует за мной, не желая оставлять без присмотра. Наверно, не доверяет. Ну почему меня нельзя просто оставить в покое?
Подбегаю к кладовке и распахиваю дверь. Чувствую, что кто-то сзади схватил меня за плечо. Оборачиваюсь и с ненавистью гляжу в лицо мальчишки.
– Чего тебе надо?
– зло выкрикиваю я, пытаясь освободить руку.
– Успокойся, - тихо, но внятно говорит Тихон, глядя мне прямо в глаза.
– Я-то как раз спокойна, - шиплю я.
– Отпусти!
Мальчишка разжимает пальцы, но я все еще стою, держась одной рукой за дверь кладовки, и не могу пошевелиться.
– Смотри внимательно, - приказываю я Тихону.
– Через минуту меня тут не будет.
Мысль о том, что я сейчас же смогу вернуться, стала всепоглощающей. Я теперь даже не сомневаюсь, что у меня все получится. Не знаю, откуда во мне взялась эта уверенность, но я точно знаю, что, стоит мне только переступить порог кладовки и закрыть за собой дверь, как я окажусь в безопасности, вдалеке от фашистов, войны и страха.
– Теперь я не буду никому мешать. Спасибо, конечно, за гостеприимство, но я не хочу здесь больше оставаться! Ни на секундочку не задержусь!
Последние слова я выкрикиваю, отчего мой голос срывается, и в итоге получается лишь жалобный хрип. Это злит меня еще больше.
Захожу в кладовку и закрываю дверь прямо перед носом обескураженного мальчишки. Замираю, боясь даже дышать. Внимательно слежу за звуками снаружи. До меня все еще доносятся раскаты грома и капли дождя, барабанящие по крыше дома.
Внезапно распахивается дверь, и я снова вижу перед собой Тихона. Мальчишка театрально поднимает руки и с усмешкой восклицает:
– Ой, а я думал, ты уже улетела...
– Ты мне мешаешь, - цежу я сквозь зубы, пронзая его яростным взглядом.
– Отойди отсюда!
Тихон послушно отходит. Я снова закрываю дверь и, чуть не плача, жду чуда. Звуки не исчезают. Я все еще здесь.
Обхватываю голову руками и сползаю по стенке на пол. Почему ничего не получилось? Что я делаю не так?
Слышу, как кто-то робко стучит по двери.
– Что надо?
– ору я, стирая слезы со щеки тыльной стороной ладони.
Дверь снова открывается. На пороге стоит обеспокоенный Тихон. Как же его, наверно, забавляет мое поведение...
– Эй, - мальчишка присаживается на корточки и пытается заглянуть мне в глаза.
– Успокойся. Я попрошу тетку, чтобы она и тебе чай с ромашками заварила.
– Не нужен мне ваш чай!
– кричу я, вскакивая на ноги. По щекам водопадом льются слезы. Гроза во мне бушует сильнее, чем на улице.