Когда закончится война
Шрифт:
Приподнимаюсь на локтях и выглядываю за занавеску в окно. На улице темно, хоть глаз выколи. Проселочную дорогу освещает тонкий серп месяца.
А голоса тем временем приближаются. Теперь я понимаю, почему не поняла ничего из этой беседы. Говорящие ведут диалог на немецком.
Спустя какое-то время я вижу этих людей. Их, как я и полагала, двое. Один из них, насколько я могу увидеть в полумраке, в форме. Другой в простой рубахе и штанах. Тот, что в форме, значительно уступает в росте своему спутнику.
Они переговариваются вполголоса. Причем все больше
Они проходят вплотную к моему окну. Непроизвольно дергаюсь, скрываясь за занавеской.
Спутники ненадолго замолкают. А потом один из них снова начинает говорить. И внезапно я понимаю, где уже могла слышать его голос. Возможно, я ошибаюсь, но все его интонации напоминают мне того мужчину, которого я видела всего несколько часов назад в доме бабы Нюты. Но только что он может делать ночью на улице в обществе немца? И, тем более, о чем-то с ним переговариваться? К тому же, насколько я могу судить, говорит он на чистейшем немецком.
Жду, пока голоса почти совсем не стихают вдали. После чего подбираю с пола свою одежду и в спешке натягиваю ее на себя. Затем осторожно залезаю на подоконник и как можно тише открываю оконную раму.
Как тень, бесшумно спрыгиваю наружу и крадучись иду вслед за мужчинами. Держась от них на достаточном расстоянии, продвигаюсь вперед. Стараюсь держаться в тени, и поэтому мне приходится в буквальном смысле вытирать своей спиной стены чужих домов.
К моему изумлению, странные собеседники направляются прямиком к дому бабы Нюты. Я не ошиблась. Они действительно направлялись именно туда. Из своего укрытия я прекрасно вижу, как мужские фигуры поднимаются по ступеням на крыльцо и громко стучат в дверь.
Сначала ничего не происходит. Я наблюдаю за ними из-за широкого куста сирени. Какое-то время они чего-то выжидают. Затем немец со всей силы опускает тяжелый кулак на дверь. Она тут же, как по команде, открывается, и на пороге я вижу бабу Нюту. При холодном лунном свете ее лицо кажется вылепленным из воска. От этого становится жутко, и по спине бегут мурашки.
Мужчины оттесняют старушку и входят в дом. Что же это все значит?
Я не успеваю подумать об этом. Сначала я слышу какую-то громкую возню, доносящуюся изнутри дома, а затем подпрыгиваю на месте от резкого звука. Выстрел. Холодею от ужаса, догадываясь, что только что произошло. А дальше ноги реагируют быстрее, чем мозг. И вот я уже несусь обратно, ломая кусты и царапая кожу о колючие ветки.
Ни жива, ни мертва подбегаю к своему окну. Подтягиваюсь на руках и, перекатившись через подоконник, кубарем влетаю в комнату. Мои руки разжимаются, и я падаю на кровать, больно ударившись головой о подоконник. Не будь под окном кровати, я бы свалилась на пол. Несколько секунд лежу, не шевелясь, и пытаюсь придти в себя. Потом сажусь, потирая ушибленную макушку. Последнее время моей несчастной голове приходится несладко. Поднимаю глаза
– Ты где была?
– интересуется он, хмуря брови.
– В туалете, - нахожусь, что ответить, я.
– Через окно туда ходила?
– иронично сощурив глаза, спрашивает Тихон.
– А это что, запрещено?
– выпаливаю я, действуя по принципу: лучший способ защиты - нападение.
– Ты что сам-то делаешь здесь?
– Зашел проверить, на месте ты или нет, - огрызается мальчишка.
– Проверил?
– хмуро осведомляюсь я.
– Спокойной ночи.
Тихон кидает на меня злой взгляд и уходит, плотно прикрывая за собой дверь. Я остаюсь одна.
Закрываю окно и задвигаю занавеску. Прямо в одежде залезаю под одеяло и натягиваю его до самого носа. Меня все еще ощутимо потряхивает от ужаса.
Закутываюсь в одеяло с головой и сворачиваюсь на кровати клубочком. Хочется сжаться в комок, спрятаться ото всех и лежать. Но этому моему желанию не суждено сбыться. Никак не могу унять сердцебиение, а осознание, что, возможно, по моей вине погиб человек, потихоньку гложет меня изнутри.
Девятая глава
'12 июля 1942...
Выхожу на сельскую дорогу и тут же слышу оклик, донесшийся до меня откуда-то сбоку.
– Тихон! Ага, плут. Я так и знал, что встретимся!
Поворачиваюсь в ту сторону, откуда раздался Генкин голос, и действительно вижу перед собой Генку. Он стоит, прислонившись к входной двери своего дома, и смотрит прямо на меня. Его рыжие волосы слегка выглядывают из-за белоснежного бинта, который повязан на его голове. На вид он вполне бодрый и, я бы даже сказал, довольный жизнью.
– Генка?
– удивленно переспрашиваю я, подходя к нему поближе.
– Ты как тут?
– Да вот, друг, такие дела. Боевое ранение, все такое... Теперь с тобой тут останусь. Будем вместе куковать.
Все это рыжий говорит таким радостным тоном, что невольно начинаешь сомневаться, правду он говорит или шутит.
– А с головой что?
– с довольно глупым видом спрашиваю я.
– А-а, ты про это?
– театрально закатывает глаза парень.
– Пустяки. Контузия... Но в бои уже нельзя.
При последних словах он разводит руками, как бы показывая мне, что очень сожалеет об этом. Хотя весь его счастливый вид говорит об обратном.
– Ясно, - зачем-то говорю я, думая о другом.
– Кстати, - вдруг как-то весь выпрямляется Генка.
– Ты где это уже успел побывать с утра пораньше? Не видел я, чтобы ты мимо меня проходил. Не успели еще нормальные люди проснуться, а он уже топает откуда-то. Никак из леса?
Моргаю несколько раз, пытаясь решить, что лучше: рассказать ему всю правду или соврать.
– Тетка за водой послала, - наконец принимаю я решение.
– А ведро я забыл. Иду назад.
– А в лесу что делал?
– Думал ягод Верке насобирать.
– Ну и как, насобирал?
– усмехается Генка, смеряя меня подозрительным взглядом с ног до головы.
– Не верю.