Когда закончится война

Щербинина Мария

– Вика, - шепотом спрашивает у меня Лиля.
– Скажи мне, все было действительно так, как ты сказала?

С непониманием гляжу на нее. Наконец, понимаю, о чем она думает. Неужели она правда считает, что Тихон способен меня ударить?

– Конечно!
– с жаром отвечаю я.
– Вы что? Если бы Тихон за меня не вступился, меня бы этот чокнутый на месте и прибил бы.

Молодая женщина успокаивается.

– Я когда тебя отпустила за водой, сразу же пожалела об этом. И Тихона за тобой послала... Ты знаешь, - взволнованно продолжает Лиля, приближая свое лицо

к моему почти вплотную и до шепота понижая голос.
– Сегодня утром убитого немца нашли. Что теперь будет... Этот фриц, главный ихний, теперь расследование начал. Пока не найдет, на кого вину свалить, не успокоится. Он все говорит, что работает по закону. А ведь все знают, что у немцев этих поганых ни закона, ни совести нет.

Лиля замолкает и в испуге оборачивается на дверь.

– Пойду к Любе, - говорит она мне. Я киваю. Молодая женщина встает и выходит за дверь.

Какое же сегодня число? Считаю по пальцам, сколько дней я уже тут провела. Получается, сегодня двенадцатое мая. В этот день кончается смена в лагере. Сейчас, не попади я в эту передрягу, я была бы уже дома. Интересно, меня ищут?

В памяти всплывают моменты, проведенные с Феликсом. В основном, мы с ним просто бродили по улицам. Думаю, мог ли Феликс вступиться за меня. Думаю, мог бы. Феликс всегда меня защищал. Хотя, надо признать, в последнее время он очень изменился. Стал таким важным.

Ловлю себя на мысли, что я часто стала сравнивать Феликса и Тихона. А вот и он. Легок на помине. Ставит в угол ведро. Идет ко мне.

– Немцы по улице шастают, - доверительно сообщает он мне.
– Могут и сюда зайти.

Киваю, словно китайский божок. Краем глаза наблюдаю за Тихоном. Мальчишка сидит и смотрит на меня. Словно хочет что-то сказать.

– Угу, - говорю я, чтобы лишь бы что-то сказать, а не сидеть, как мумия.
– Я слышала.

Тихон сопит. Наконец мне становится не по себе от его пристального взгляда. Оборачиваюсь к нему и говорю:

– Ты что-то хочешь спросить?

Мальчишка смущается. Отрицательно качает головой и отсаживается от меня.

Внезапно я слышу какие-то доносящиеся из сеней звуки. Встаю с места и тревожно вглядываюсь в дверной проем. На пороге тут же возникает фигура фрица. Немец подходит ко мне вплотную и каркает прямо в лицо:

– Ти убивать Август!
– желваки на его лице ходят ходуном. Косой глаз нервно дергается.

На меня накатывает волна ледяного ужаса, совсем как в тот раз, когда немцы были здесь.

– Я никого не убивать, - робея от ужаса, промямлила я.

Косой фашист говорит что-то короткое и резкое, обращаясь к своим спутникам. Один из них отделяется от группы и подходит ко мне. Я вздрагиваю и отступаю. Тогда немец хмурится и протягивает ко мне руку.

– Не трогай ее!
– раздается громкий голос. Я гляжу за спины солдат и вижу там Тихона.

Фашист тоже его заметил. Он грозно оборачивается и смотрит прямо в лицо мальчишке.

– Что ти сказать?
– в гневе восклицает немец.

– Я сказал, чтобы ты ее не трогал. Она никого не убивала.

Гляжу в лицо Тихона. Оно почти спокойное. Его волнение выдают только плотно сжатые губы.

Главный немец долго смотрит на мальчика, но вскоре отвечает. Его голос на удивление звучит спокойно.

– Поступил сведение, что она убить Август.

– Проверьте ваши сведения, - тихо, но внятно говорит Тихон.
– Они неверные.

Минуту фриц стоит, не двигаясь. Затем сужает свои и без того маленькие глазки и говорит:

– Я проверить.

Затем выдает по-видимому какую-то команду на немецком. В сопровождении своего конвоя покидает комнату. На пороге он оглядывается и, глядя прямо на меня, добавляет:

– Все равно скоро всем по праву. Когда время придти...

Мы остаемся с Тихоном в комнате одни. Я устало опускаюсь на скамейку и закрываю ладонями лицо.

– Я даже знаю, откуда у него эти сведения, - мрачно цедит Тихон.

Он подходит ко мне. Присаживается рядом, аккуратно трогает за плечо.

– Давай только тетке Лиле не будем рассказывать?

– Конечно, - соглашаюсь я.

– Это Генка их на тебя натравил, - зло шипит Тихон.
– Мерзавец!

Внезапно меня осеняет. Я быстро поднимаю голову и начинаю убежденно говорить:

– Это Генка рассказал немцам о партизанах!
– выпаливаю я, даже привстав с места.
– Больше некому!

– Забудь о партизанах, - неожиданно зло рычит на меня мальчишка.
– Это все чушь, слышишь?

От неожиданности падаю обратно на скамейку. Как же можно быть таким упрямым? Неужели он действительно не замечает того, что происходит вокруг?

– Думай, как хочешь, - уже кричу я на него.
– А мне зря не веришь.

Внимательно слежу за его реакцией. Тихон приподнимается, но тут же садится обратно. Его глаза превратились в две узкие щелочки.

– Ты просто напридумываешь всякого, - тихо говорит он мне.
– И обижаешься, почему тебе не верят.

– Ты просто не хочешь меня слушать, вот и все!
– выкрикиваю я, вскакивая на ноги.

– Потому что ты - дура!

Топаю ногой и стремительным шагом покидаю комнату. Влетаю к себе в каморку, стараясь все же потише хлопать дверью. Я знаю, что в соседней комнатке Лиля укачивает свою Любу. С размаха приземляюсь на кровать. Пружины подо мной недовольно скрипнули. Со всей силы опускаю кулак на подушку. Из нее вылетает перышко и обеспокоенно начинает кружить передо мной. Я смотрю на него и вспоминаю утро того рокового дня, когда я точно так же наблюдала за ним. Как же много произошло за эти несколько дней!

Ложусь на постель лицом вниз и закрываю руками голову. Хочется убежать от своих мыслей. Мне надоело бояться. Хочу домой.

Вспоминаю, что, будь я в своем времени, я завтра пошла бы в школу. Теперь и моя школа, и все мои горячо нелюбимые одноклассники кажутся так далеко, что становится не по себе. Недосягаемо далеко. В другом мире.

Переворачиваюсь на спину. Кладу ноги прямо на кровать и складываю руки на груди. Пытаюсь сдуть прилипшую ко лбу прядь.

Понимаю, что скоро окончательно сойду с ума. Если я сейчас не перестану думать обо всем этом, то точно перегреюсь. Надо отвлечься.