Когда закончится война
Шрифт:
Мальчишка кидает на меня снисходительный взгляд.
– Просто держи в руках.
– Ты где был?
– тихо интересуется у него тетка.
– Где надо, - довольно грубо отвечает Тихон и добавляет, кивая в мою сторону: - Надо же эту теху замаскировать. Если придерутся, как мы объясним, кто это и что тут делает?
– Расскажем все, как есть, - недоуменно произносит Лиля. Она по-прежнему считает меня испуганной жертвой войны.
Мальчишка отрицательно качает головой и, беря сестру в охапку, садится с ней на кровать рядом
Наши с Тихоном взгляды встречаются всего на мгновение, но я успеваю разглядеть в его глазах тревогу, которую он явно пытается скрыть. Неужели все настолько серьезно?
Вновь распахивается дверь, но на этот раз на пороге я вижу лицо немца. Следом за ним входят еще человека четыре.
Фриц быстрым взглядом окидывает комнату. Потом поворачивается к своим спутникам и отдает какое-то приказание на немецком. Солдаты что-то ему отвечают и скрываются за дверью.
– Обыск, - шепчет мне на ухо Тихон, зорко наблюдая за немцем.
Скашиваю в сторону глаза и наблюдаю за Верой. Она уткнулась лицом в плечо старшего брата и сидит, замерев. Как же мне хочется вот так же спрятаться за кем-то.
Немец, вошедший первым, по-видимому, главный среди них. Он проходит мимо меня, окидывает взглядом комнату. Заглядывает за печь, под кровать. Не найдя ничего достойного его внимания, внимательно смотрит в лица присутствующих. Сначала на Лилю, потом на Тихона. Дети его не интересуют. И вот его хищный взгляд упирается в меня.
Лишь стоило ему взглянуть на меня, как я почувствовала, что по спине стекает что-то холодное. Фриц смотрит на меня внимательно. На его лице оживление. Теперь, когда его глаза совсем близко, я вижу, что он косой. Один глаз смотрит на меня, другой куда-то в сторону. От этого становится жутко.
– Что у тьебя в свертке?
– каркающим голосом спрашивает немец, не спуская с меня своего колючего взгляда.
– Покажи!
Не в силах разжать пальцы от страха, протягиваю ему вышивку. Он с силой вырывает ее их моих рук и разворачивает.
Внимательно наблюдаю за его лицом. Фриц хмурится, разглядывая на салфетке милый вышитый цветок. Затем вынимает иглу и трясет ею перед моим носом.
– Это что?
Сижу ни жива, ни мертва и не могу выдавить из себя ни слова. Взгляд невольно падает на кобуру на его поясе.
– Это простая игла, - отвечает за меня Тихон, с раздражением глядя на немца.
– Швейная.
Тот что-то недовольно бормочет на немецком.
Снова открывается дверь. Вернулись его подчиненные. Они что-то докладывают своему начальнику, и тот быстрым шагом направляется к двери.
– Я конфискую это, - зло пыхтит фюрер, кидая мне на колени вышивку.
– Как оружье.
Понимаю, что он говорит об игле. Да катись с ней, только подальше отсюда!
Немцы уходят. Перед тем как покинуть комнату, главный фашист оглядывается и смотрит на меня своими маленькими противными глазками. От его взгляда меня снова пробирает дрожь.
В сенях раздаются шаги, хлопает входная дверь, и я понимаю, что они вышли на улицу.
– Тебе плохо, милая?
Поворачиваю голову и вижу перед собой обеспокоенное лицо Лили. Осознаю, что мои пальцы судорожно сжимают вышитую салфетку. Разжимаю ладонь, и салфетка падает на пол.
– Ну чего ты?
– ласково шепчет рядом молодая женщина.
– Они ушли, больше сегодня не придут.
Сегодня не придут? А завтра? И что они сделают, когда придут?
– Нет, все хорошо, - тихо возражаю я.
Сползаю с кровати и на негнущихся ногах иду к выходу из комнаты.
– Я скоро вернусь, - успокаиваю я Лилю.
Выхожу из дома и жадно вдыхаю свежий воздух. Кажется, мне действительно стало плохо. Хотя, скорее всего, это от страха. Меня немного тошнит и кружится голова. Присаживаюсь на ступени и кладу голову на коленки. Я не готова к войне. Мне здесь не место.
Ветер трепет волосы, освежает лицо. Я потихоньку успокаиваюсь.
– Не здешняя?
– раздается откуда-то сверху хриплый голос. Поднимаю голову и вижу перед собой невысокую маленькую бабульку. Она стоит и держит в руках большую банку молока.
Киваю головой, отвечая на ее вопрос.
– А чего на пороге сидишь? Простудишься. В дом бы шла.
Проношу ее совет мимо ушей. Снова опускаю голову на сложенные на коленях руки и закрываю глаза.
Старушка вздыхает. Немного помолчав, она снова спрашивает, обращаясь ко мне:
– Пройти в дом можно?
Снова киваю головой, удивляясь, почему она спрашивает у меня разрешения. Но тут же вскакиваю со ступенек, осознав, что мешаю ей пройти. Отхожу в сторону, пропуская пожилую женщину, и прислоняюсь спиной к косяку двери. Закрываю глаза, пытаясь унять страх, который вцепился в меня своими железными лапами и никак не хочет отпускать.
В мою голову приходит мысль, что немцы все еще где-то рядом. Это действует на меня лучше, чем совет старушки. Я тут же открываю дверь и тоже захожу в дом.
– Лилечка, я молочко принесла для Любаши, - щебечет в комнате новоприбывшая бабулька.
– Я на стол поставлю.
Прохожу и сажусь на стул в углу. Не хочу, чтобы у меня сейчас что-либо спрашивали.
– Баба Нюта!
– всплескивает руками Лиля.
– У меня же денег нет.
– Я не за деньги, - машет руками баба Нюта и садится на стул.
– Спасибо, - смущенно говорит молодая женщина. Бережно берет банку обеими руками и ставит на полку за печью.
– А где помощник твой?
– спрашивает старушка, окидывая комнату быстрым взглядом.
Машинально оглядываюсь по сторонам и тоже замечаю, что Тихона в комнате нет.
– Убежал куда-то, - вздыхает Лиля и садится рядом с женщиной.
– Он вообще последнее время часто где-то пропадает. Он тебе нужен зачем-то?
– Нужен, - кивает старушка.
– Мне бы помочь на чердаке разобраться...