Когда завидуют мертвым
Шрифт:
Луноход качнуло еще несколько раз.
— Эдак мы гусеницу повредим, — пробормотал Алексеев.
— Центра улицы держись, — посоветовал Людоед.
Позади на здании бывшей мэрии вспыхнул прожектор.
Он светил в сторону, куда ехал луноход.
— Спасибо генералу, — хмыкнул Варяг. — Только мы не для того фары не включаем, чтобы он нас обнаруживал прожектором.
— Надо было предупредить его, — равнодушно пожал плечами Людоед.
Впереди замаячили огромные бесформенные груды. Руины зданий. Высотки были разрушены. Те, что были ниже, уцелели, но хранили следы сильных пожаров. На подступах к Арбатской площади свет прожектора совсем ослаб, однако было заметно, что здесь разрушения сильнее. Дорога сузилась. Теперь машина двигалась по Воздвиженке. Свет прожектора уже
— Что тут было? — спросил Макаров.
— Как — что? — хмыкнул Людоед. — Скоро Красная площадь, а за ней Лубянка. Эпицентр одного из четырех взрывов.
— Как это — четырех? — Варяг уставился на Илью. — Три взрыва ведь было.
— А кто считал? — засмеялся Крест. — Мне вообще один старый сталкер рассказывал как-то, что взрывов было пять. Просто было три мощных заряда, а два будто так себе. Кто его знает. Метро никто толком не изучал после ядрены. Может, и больше.
— Как такое вообще может быть! — закричал вдруг Андрей и повернулся. — Как, Илья! Как можно было начинить столичный метрополитен ядерными зарядами?!
— А ты слыхал про ранцевые диверсионные фугасы? — ответил Людоед.
— Говорили же, что все это сказки, — возразил Яхонтов.
— Ну, выгляни в окошко и увидишь сказку.
— Кто мог их туда установить?! — продолжал нервно кричать Макаров.
— А ты, друг ты мой ситный, вспомни конец прошлого века. — Людоед протянул в соединяющее две кабины окно свою руку и хлопнул по плечу космонавта. — Ну, вспомни. Вспомни, что в матушке России творилось. Развал. Грабеж огромного государства. В правительстве люди с двойным и тройным гражданством. Президент тогда был вообще зомби. Война еще. Вспомни. Ты не помнишь, как на наших рейдах безнаказанно шныряли ихние подлодки? Как отрубали электричество нашим стратегическим объектам? И не батальон стройбата какой-нибудь. А именно стратегические объекты. Как танки расстреливали конституцию, помнишь? Как бандиты наскоком город захватили на Ставрополье, а потом наша власть их торжественно проводила в их родовые аулы? Как школьников вчерашних отправили на отсечение голов под елочку новогоднюю, а потом кремлевские морлоки сдались тем головорезам? Твою мать, Андрей, ядерная держава капитулировала перед кучкой уголовников! Какого хрена ты удивляешься?! Кто мог это сделать, говоришь?! Да каждый второй, мать его, опустившийся гражданин этой изнасилованной всеми кому не лень страны мог за вонючую пачку говенных зеленых бумажек спуститься в метро и оставить там эти заряды, которые годами могли лежать и ждать своего часа! — Людоед вдруг вскочил со своего места, и казалось, что он совсем взбесился. — Чего уставились? Вы в какой стране жили вообще? В той, что во Второй мировой выиграла? Ни хрена, дорогие товарищи! В той, что проиграла Третью мировую, мать ее, холодную войну! Так какого хрена вы тупые вопросы задаете такие?! Удивительно не то, что какая-то сука заминировала метро! Удивительно, что мы смогли в тот день запустить наши ракеты! Вот что удивительно! Удивительно, что у нас еще какие-то самолеты взлететь тогда смогли! Удивительно, что подлодки наши смогли отойти от пирсов своих! И это после перестройки и нашей славной демократии! После того дикого разгрома и повального предательства мы еще что-то смогли сделать! Вот что удивительно!
Он наконец уселся на свое место и затих, нервно перебирая в руке очередную горсть патронов от «Калашникова». Никто ничего не мог сказать. И если Сквернослов и Васнецов были представителями более молодого поколения, то и Варяг и космонавты помнили еще то, о чем так эмоционально только что говорил Крест. И видимо, они понимали, что Людоед не так уж далек от истины.
Луноход остановился.
— Что там? — угрюмым голосом спросил Варяг у Юрия.
— Это… ведь… Красная площадь?.. — сдавленно проговорил Алексеев.
Московский Кремль и его знаменитая Спасская башня, собор Василия Блаженного и мавзолей давно исчезли. Они теперь были лишь легендой и частью воспоминаний тех, кто помнил, что они когда-то находились здесь. Теперь это была холмистая снежная пустошь, накрывающая саваном смерти руины сердца страны. Кремль, не как символ власти,
— Туда, — со вздохом указал рукой Илья. — Через площадь Революции и Лубянку. Потом курс на Измайловский парк. На этих территориях только пси-волки и крысы-мутанты.
— Мы что, должны ехать через территорию чудовищ? — Сквернослов удивленно посмотрел на Людоеда.
— Поверь мне, парень, это гораздо лучше, чем идти через территорию людей, — усмехнулся Людоед. — Поехали. До рассвета нам надо покинуть Москву.
17
Листопад
Скривившийся обломок стены с зияющей пустотой дверного проема торчал из снега. Очевидно, это был второй этаж. Чем было это здание в те времена, когда оно существовало не как одна потрескавшаяся стена, уже было не понять. Впрочем, огромному бородавочнику, который пролез в дверной проем и, присев, стал тереться спиной о стену, было совершенно наплевать на то, чем это было в иные времена. Почесавшись, животное стало усиленно нюхать холодный воздух, вглядываясь маленькими глазками в темноту ночи. Убегая от стаи диких собак, он отбился от своего семейства и теперь пытался уловить их запах. Но тщетно. Где-то рядом послышался шорох и писк. Кабан хрюкнул и затаился. Прямо перед ним появилась крыса. Она встала на задние лапы, уставилась на бородавочника и резко отпрыгнула назад. Затем снова встала на задние лапы и взглянула на огромного зверя. Кабану хотелось есть. В мире, скудном на пропитание, все и всегда хотели есть. Бородавочник бросился на крысу, не понимая, что колония мутантов-грызунов, находившихся поблизости, отправила эту особь специально для того, чтобы заманить его в ловушку. Преследуя крысу, кабан почувствовал, как что-то ужалило его, заднюю лапу чуть выше копыта. Зверь остановился и завертелся на месте в поисках обидчика. Теперь его укусили за другую лапу. Кабан зло захрапел и снова повернулся. Крысы, сначала поодиночке, а затем группами, выскакивали из своих укрытий в грудах обломков и снегу и молниеносно прокусывали артерии над копытами бородавочника, а затем снова прятались. Это была верная тактика победить большого и сильного противника путем его обескровливания. Свои выпады крысам-мутантам пришлось повторять много раз, поскольку на морозе кровотечение могло остановиться. Кабан яростно прыгал на месте, пытаясь отогнать от себя этих жалящих грызунов. Он сумел в хаотических метаниях затоптать нескольких врагов. Обычное дело. Значит, они оказались недостаточно ловкими. Естественный отбор брал свое.
Крысы продолжали свои атаки. Большие самцы вели за собой молодняк, обучая их убивать большого зверя. Снег под кабаном окрасился алым, который в темноте казался черной бездной. Бородавочник упал. Он уже потерял много дающей жизнь алой субстанции и теперь лежал в собственной крови, тяжело дыша и жалобно повизгивая, предчувствуя скорую смерть. Крысы поняли, что время настало. Огромная лавина безжалостных грызунов ринулась со всех сторон, облепив обреченного зверя. Они рвали его шкуру, вгрызаясь в плоть, а он еще дышал… Многие крысы проникли в брюшную полость и в глотку, поедая кабана изнутри. Зверь наконец перестал дышать и вздрагивал только от движения рвущей его тело на части голодной массы.
В темноте раздался похожий на раскаты грома рык, переходящий в какую-то жуткую вибрацию воздуха и протяжный вой, уходящий в сверхвысокие тона и закончившийся громким, режущим слух щелчком.
Крысы как по команде бросились врассыпную, оставляя свою недоеденную добычу на произвол судьбы. Возможно, они были способны обескровить и то существо, которое издало этот странный и жуткий звук, но в том-то и дело, что этот широкодиапазонный рык подавлял их волю и способность к организованным действиям, оставляя лишь инстинктивное желание бежать подальше.