Когда жара невыносима
Шрифт:
Быстро и ловко нарезала тунца на кусочки и тоже уложила их на сковородку.
– Достань, пожалуйста, из холодильника зеленый лук.
Вскоре комната наполнилась великолепным ароматом жареной рыбы. Джек нарезал лук и теперь ожидал дальнейших указаний.
– Добавь его к капусте, – велела Элли. – И тарелки тоже принеси, если не трудно.
Джек выполнил и это.
– Ты обсудила с мамой переезд?
– Ну, я показала ей само здание и кое-какие наброски нашего архитектора. Ей все нравится, но почему-то совершенно не волнует вопрос денег. Возможно, мыслями она все еще в путешествии.
Да
Неужели? Несомненно! Влюбилась до безумия, до беспамятства. Теперь ее сердце в его руках, и, когда он ее оставит, оно разорвется от горя.
– Ешь. – Она пододвинула к нему тарелку. – Ешь, а то остынет.
Джек тут же внял ее совету и принялся за обе щеки уплетать ужин. Сама она никак не могла заставить себя съесть хоть кусочек.
– Кстати, твоя мама звонила в булочную, – вспомнила Элли.
Джек нахмурился:
– Что? Чего она хотела?
Элли улыбнулась:
– Очень приятная женщина. Мы немного поболтали, и…
– И она выяснила всю необходимую информацию. Я сказал ей, что живу у тебя, вот она и звонит. – Джек печально вздохнул. – Ее можно понять. Единственный ребенок в семье, еще и болел долго. Конечно, она надо мной трясется. Ужасно раздражает.
– Ну что ты! С ней так приятно общаться! Она просила напомнить тебе о вечере памяти Брента. Он был твоим донором, верно?
– Да, он погиб в семнадцать лет. Семнадцать лет назад.
– По словам твоей мамы, его семья поймет, если ты откажешься.
– Это, разумеется, следует понимать как нежелание меня видеть, – ответил Джек. – И правильно. Им будет тяжело. Я жив, а их сын мертв, не хочу причинять им еще и эту боль.
– Бедный Джек, – вздохнула Элли. – Чувство вины?
– И это тоже. Ты, надеюсь, не осуждаешь меня?
– Нет, конечно. Я же не была в твоей шкуре. Значит, ты не пойдешь?
Боль вспыхнула в его глазах.
– Честно говоря, не знаю. Зато планирую со следующей недели вернуться к работе.
– Вот как. – Острая боль полоснула по сердцу. Значит, им осталось совсем немного?
– Эл, не смотри на меня так.
– Как?
– Будто хочешь, чтобы я взял тебя здесь и сейчас.
Им осталось совсем немного, нужно ловить каждое мгновение.
– Именно этого я и хочу.
Джек удивленно раскрыл глаза:
– Шутишь?
– А если нет? – кокетливо улыбнулась она.
Джек погладил ее шею. Элли вздрогнула, он коснулся чувствительной точки.
– Пути назад нет, Элли. Прямо здесь – значит прямо здесь.
Она снова улыбнулась и стянула топ, оставшись в полупрозрачном бюстгальтере.
– У меня сейчас сердце остановится! – воскликнул Джек.
Глядя ему в глаза, она расстегнула пуговицу юбки.
– Вообще надо бы тебя отшлепать за такое поведение, – заявил он. – Именно этим и займусь, как только…
Юбка упала на пол, открыв длинные, стройные ноги и кружевные стринги. Джек поцеловал впадинку на ее спине.
– Черт возьми, я умираю.
– Пока нет, но скоро это случится, – пообещала Элли и повернулась к нему лицом: – Интересно, этот стол выдержит?
И все-таки неделя пронеслась незаметно.
Пришло время расплачиваться за долги, распутывать дело, расхлебывать кашу, расставаться с дурацкими идиомами.
Вещи Джека, когда-то разбросанные по всему дому, теперь были аккуратно уложены в чемодан. Элли отхлебнула кофе и не почувствовала вкуса. Повисла тишина. Потом она пожалеет о несказанных словах, но сейчас их невозможно произнести. Невозможно выразить, как нужен он стал ей за эти дни, проведенные вместе. Невозможно выразить, но все-таки придется. Смелость – не отсутствие страха, а способность ему противостоять. Она должна рассказать ему все. Она заслуживает счастья. Они заслуживают счастья. Не важно, что от страха у нее дрожат колени и стучат зубы. Она неделями готовилась к этому. Почему же заранее заготовленные фразы вылетели из головы и остались только две?
«Я люблю тебя. Не уезжай, пожалуйста».
Она положила руки на колени, чтобы Джек не видел, как ее трясет.
– Джек.
Он настороженно посмотрел на нее:
– Да?
– Что теперь будет? – Слова, тяжелые и страшные, дались трудно.
– Между нами? Элли, я вернусь. Я хочу вернуться.
Что ж, это лучше, чем прощание навсегда, но все же недостаточно. Элли закусила губу.
– Почему?
– Что значит – почему? Что за вопрос такой?
– Очень логичный вопрос. Почему ты хочешь вернуться?
– Между нами что-то есть.
Элли посмотрела в окно на залитый утренним солнцем сад.
– Что-то есть? Это все, что ты можешь мне сказать?
– Не понимаю, что ты хочешь услышать! – вскипел Джек. Немного помолчав, добавил: – Мне хорошо с тобой.
Вот как? Больше он ничего ей не скажет? Куда девался репортер, с легкостью рассуждавший о жизни и смерти?
– Джек, это было лучшее время в моей жизни. Я с тобой счастлива. Не хочу тебя терять, но и ждать, тешить себя надеждами тоже не хочу. – Она набрала больше воздуха в грудь и постаралась подобрать нужные слова. – Я не хочу целыми днями думать, жив ты или погиб, радуясь лишь редким звонкам и еще более редким визитам. Я не хочу жить неполной жизнью, Джек! Я прошла через все это. И ненавижу все это!
– Так вел себя твой отец, а не я! Прекрати нас сравнивать, между нами ничего общего! Я всегда держу свои обещания! И потом, на моем мобильном есть спутниковая связь. Я могу дозвониться до тебя хоть с Марса! И прожить без тебя полгода я тоже не в состоянии. Две-три недели, и я вернусь домой.
– Но ты не можешь этого гарантировать! – вскричала Элли.
– Никто не может ничего гарантировать, Элли! Но я сделаю все от меня зависящее.
Она судорожно сглотнула. Хотелось верить ему. Но как можно верить, не зная, любит он ее или нет? Короткие, ни к чему не обязывающие романы быстро забываются. Если он ее не любит, пора покончить с этими отношениями раз и навсегда. Разве можно жить попеременно то в раю, то в аду? Нет, уж лучше чистилище, серые будни, безопасная скука.