Кого не взяли на небо
Шрифт:
Соткен неуверенно уставилась на Монакуру Пуу. Тот нахмурился и покачал головой.
— Вот и у меня такое же чувство, малыш, — сказала доктор, подходя к стальной панели, вмонтированной в стену.
Она нажала пару кнопок и все услышали слабый гул, раздавшийся где-то в глубине дома. Соткен щёлкнула ещё одной кнопкой и операционную залил нестерпимо яркий свет.
— Мы здесь не одни, — сказала она. — Но это ничего не меняет, а пока лишь упрощает нам жизнь — никто никуда не идёт.
— Кто-то семь лет следил за состоянием генераторов, заряжая аккумуляторы
Те лишь глупо переглянулись между собой и продолжили таращиться на яркие лампочки, вспыхнувшие белым свечением.
— Тут кто-то живёт, — попробовала Соткен на свой лад.
— Вот же блядь! — Аглая Бездна схватилась за свой Диемако, а скальд Хельги обнажил меч, выдернув его из куска кожи, скрученной в подобие ножен.
Соткен выудила из пакета белоснежный халат и напялила его поверх бронежилета.
— Ты, сладенькая, — изящный женский пальчик, увенчанный обкусанным ногтем с ободком грязи вокруг, вперился в Аглаю Бездну, — Отставь свою пушку в сторону и забудь про неё. Ты будешь мне ассистировать, пока я буду резать и штопать твоего мужика. Просто делай всё, что я тебе скажу и не отвлекайся, даже если сюда заявится восставший из гроба Лемми Килмистер.
Бездна, что покусывала свои пухлые губки, нервно теребя приклад Диемако, согласно кивнула и положила винтовку на пол.
— Ты, вояка, — означенный палец вперился в Монакуру Пуу, всё ещё державшего под прицелом входную дверь, — Садись сюда.
Соткен указала на громоздкое кресло, стоящее возле операционного стола, и смутно навевающее образ старого, доброго электрического стула. Весьма удобного электрического стула — с подлокотниками, изголовьем и мягким, протёртым множеством задниц, седалищем.
— Садись и поработай кулачком.
Монакура Пуу осторожно сел и с сомнением оглядел толстые ремни, коими было оснащено кресло.
— Можешь не пристёгиваться, малыш, полёт будет мягкий.
Из пакета появилась целая куча пластиковых трубочек, свёрнутых спиралью.
— Однако же, — продолжила Соткен, любовно втыкая иглу в толстую, как канат, вену сержанта, — Ты, кровяной мешок, особо не расслабляйся и держи дверь под прицелом.
Монакура криво хмыкнул и, перехватив поудобнее штурмовую винтовку, навёл её ствол на плотно запертую дверь.
— Теперь насчёт тебя, дурило упоротое.
Пальчик указал на Хельги. Из пакета появилась баночка и полетела в викинга. Тот ловко поймал.
— Тебя резать не придётся, пуля прошла навылет и не задела кость. Съешь три таблетки.
Соткен показала скальду три пальца.
— Не всю банку, иначе у тебя отвалится нос, а потом и член.
Хельги криво улыбнулся и, отсчитав положенное количество, проглотил кругляшки.
— Молодец. Теперь лезь в эту лохань, — пальчик указал на пузатую ванную, — Высуни оттуда свою лохматую башку, ствол своего автомата, и прикрывай нас всех. Ванная крепка, как шкура броненосца, поэтому, если к нам пожалуют гости и начнётся заварушка, у тебя есть все шансы выжить, даже если нас всех здесь положат. Если выживешь, расскажешь остальным. Сложишь вису. Потомки будут помнить, как мы победили.
Хельги вновь оскалился и залез в лохань.
Соткен достала из волшебного пакета блестящий футляр и, раскатав длинное полотенце возле впалого живота бесчувственного лива, раскрыла коробочку и разложила на тряпку хирургические инструменты.
Она утыкала Скаидриса кучей иголок с трубочками, кои тянулись к Монакуре Пуу и дюжине штативов, оснащённых мешочками с подозрительно булькающими жидкостями. Некоторое время она оглядывала поле предстоящего сражения за жизнь одного из последних настоящих металхэдов.
— Ну и теперь, то, что касается меня — всесильного доктора и потенциального спасителя этой тощей задницы.
Палец оттянул веко лива. В голубой радужке пациента плескалась бесконечная безмятежность.
— Небольшой допинг, для мобилизации сил физических и приятного творческого настроя.
Ловкие пальчики виртуозного хирурга, знаменитого убийцы и искушенного мастера холодного оружия отломали головку стеклянной ампулы. Доисторический, многоразовый шприц забулькал, вытягивая в себя кубы прозрачной, как слеза, жидкости.
— Ебись всё конём. Так, моя сладенькая?
Аглая Бездна, наблюдающая за происходящим действом расширяющимися от ужаса чёрными бездонными глазами, лишь безмолвно кивнула.
Игла воткнулась точно в середину бутона распускающейся розы, вытатуированной на сгибе смуглой руки.
— Тётечка, — выдавила из себя испуганная девушка, — Это больше похоже на пыточную или на лабораторию доктора -психопата, чем на операционную навороченной клиники пластической хирургии. Почему так?
— Стилизация, — заплетающимся языком ответила ей побледневшая Соткен: маленькая женщина глубоко затянулась прикуренной сигаретой, слегка прикрыла оба века, и нарочито медленно взяла в руки скальпель.
* * *
— Ещё хочешь? — спросила Бездна, тыча столовой ложкой в тонкие губы Скаидриса.
Жующий лив отрицательно помотал головой, проглотил то, чем был набит его рот, смачно отрыгнул и сказал:
— Обалденно вкусный супчик. Даже с кусочками мяса. Что это, Бездна?
— Крысы. Сама в подвале наловила. Всё для любимого.
Физиономию Скаидриса свела интенсивная гримаса, и девушка слегка успокоила парня.
— Хер его знает, что это. Соткен варила, ты же знаешь её кулинарную специфику.
Скаидрис сморщился, вспомнив легендарный айнтопф, съеденный перед первым днём неотвратимой морской болезни. Однако слегка успокоился.
— Ладно, отдыхай, — вздохнула Аглая, вставая, — Я к себе пойду, залезу в тёплую ванную. Хер его знает, когда нам снова выдастся возможность поваляться в ванной. А потом мне в наряд.
— Слышь, Бездна, — слабым голосом пролепетал лив, которого наваристый бульон накрыл и стремительно убаюкивал, — Никуда не убежит твоя ванная, утром помоешься, посиди тут, со мной, с умирающим последним труъ-мeталом на этой гребаной планете, а то мне очень одиноко и тоскливо.