Кого не взяли на небо
Шрифт:
— Поучительно, — в голосе Дайпатрона даже удивления не случилось, — Ну, дык, а он дрочит?
Вот засранец. Ладно, пора мне. Мой выход.
(Дверь в столовую распахнулась от мощного пинка.)
— А вот сейчас, малыш, ты и узнаешь, дрочит ли твой сержант на японские женские трусы. Пойдём-ка со мной, я тебе Патрон Дам.
— Сержант, — всплеснула руками Лещавая, — Ты опять подслушивал! Это мерзко!
— Так точно, Лещавая, подслушивал. Подслушивать — полезно. Иди, иди, малыш, чего ты на неё уставился. Она тебе не поможет.
* * *
Бултыхаемся в десантном отсеке лёгкого
— Эй, Дайпатрон! Посмотрел на шоу? Расскажи, как всё прошло? — испуганно-вкрадчиво интересуется Луковое.
Нет ответа. Нехорошо. Отвечать надо, если тебя спрашивают. Все воспитанные люди так делают. Исидиси снова пихает Горе локтем под рёбра и тычет пальцем в наушники общей связи, что висят у новенького на шее, а не одеты на уши, как у всех. Трабл стекает по креслу вниз, ровно как гигантский слизень, и носком берца втапливает новобранцу по колену. Дрёма и меланхолия у Дайпатрона вмиг проходят. Однако же ответный удар цели не достигает: Трабл уже заполз обратно, и новичок показывает тому характерный жест — проводит большим пальцем руки по шее, потом тычет им в сторону Горя. Трабл кажет ему фак, затем этим же факом тычет в наушники Дайпатрона. Тот одевает их.
— Дайпатрон, мы все сегодня умрём, неужели ты и дальше будешь игнорить пацанов, ведь это твой последний шанс с кем-нибудь поговорить.
Трабл замолкает, ехидная улыбка сползает с физиономии и он некоторое время сидит, опешивший, открыв рот и бездумно уставившись на новенького. Все бойцы, как по команде, поворачивают головы и тревожно смотрят на Горе.
Сука, ну поправься, что это шутка такая. Я пытаюсь что-то сказать в микрофон, но слова застревают в горле. Трабл у нас... Тащемта, он что-то вроде оракула или волхва... А как называются прорицатели, что предсказывают только несчастья?
— Сержант рассказал мне откуда, почему и зачем трусы.
Бойцы вновь синхронно поворачиваются к Дайпатрону и смотрят на него, как на идиота.
— Сорри, пацаны, я не знал.
Ничего, бро, тут каждый так начинал, без оказий ни у кого не получилось, и ты ещё много чего не знаешь, но это поправимо. Если только Трабл пошутил.
Луковое стряхивает с себя оцепенение, меняет застывшее в ужасе выражение лица на своё привычно-ссыкливое и вновь сползает по креслу; кулак Дайпатрона летит в открытую ладонь Горя. Инициация, бля.
Буммм-буммм.
Буммм-буммм.
Упырь поднёс походный котелок к микрофону и зачем-то хуярит по нему оловянной солдатской ложкой.
I’m rolling thunder, pouring rain
I’m coming on like a hurricane
My lightning’s flashing across the sky
You’re only young but you’re gonna die
I won’t take no prisoners won’t spare no lives
Nobody’s putting up a fight
I got my bell I’m gonna take you to hell
I’m gonna get ya, satan get ya, — внезапно заявляет всем бойцам сам Брайан Джонсон, да так, что уши закладывает.
Дайпатрон отвисает, словно удивлённая челюсть и пырится на Исидиси, что продолжает, уже поддерживаемый дружным хором:
Hells bells
Hells bells, you got me ringing
Hells bells, my temperature’s high
Hells bells.
— Эй, девчонки, готовность десять секунд, — звучный голос майора перекрывает собой песню, и Адские Колокола стихают.
Hells bells...
* * *
Растянулись цепочкой по лесу; Лещавая нашла огромный боровик и, приставив гриб к причинному месту, пихает им в задницу идущего впереди Упыря, слегка пригнувшегося из-за пулемёта «Печенег», что расположился на широких плечах кровососа. Руки Упыря заняты, одна крепко держит приклад, вторая вцепилась в дуло пулемёта, и он не может противиться шляпке боровика, ровно как и туче комаров, облепивших его лысую башку. И кровосос, сам теперь в роли напитка, продолжает свой путь, трахаемый сзади огромным грибом.
Странно, но лес здесь очень напоминает леса Севера: ёлки, сплетённые корявые кустарники, мох под ногами и куски острого гранита, торчащие из под земли. Интересно, может пилот был перекрыт в хлам и вместо Восточной Европы скинул нас где-то в Скандинавии?
Ненавижу в арьергарде тащится, постоянно оглядываешься, может и запараноить: увидишь всякое забавное — то, чего на самом деле нет.
Стоп. Остановились, как по команде. По команде и есть. Папа сержанта зовёт.
Хлопаю по заднице Лещавую и отбираю у неё гриб. Теперь она в арьергарде, игрушки долой. Иду вдоль цепочки, ловлю взгляд каждого, читаю их — вроде в порядке все, даже Дайпатрон кататонить перестал, чует мясо, будто гончая. Профессионал, уже видно.
Валя, папа наш, он же майор, подзывает меня и Аслана; мы втроём уходим шагов на сто вперёд, потом плюхаемся на брюхо и ползём в гору, поросшую кустиками брусники и белым сухим мхом. Заползли: лежим, вглядываемся. Этот склон обрывается вниз отвесным песчаным карьером, и вот она, гребаная база, там внизу, в каких-то ста метрах. Какая же сладкая брусника. Пока майор пырится в оптику, собираю ягоды в карманец на рукаве, Сковородке принесу, девчонкам витамины полезны.
Валя тычет меня биноклем своим, рожа недовольная, надо ягодку ему в хавальник сунуть, может подобреет. Плюётся гад и в направлении базы пальцем кажет.
Беру оптику. Никак это невозможно. В смысле, то, что вижу.
Передаю бинокль Аслану — если и он увидит то, что мы с майором видим, значит это, походу, реальность. Ага, так оно и есть. Реальность. А реальность заключается в том, что сеточный периметр высотой метра три разорван во многих местах, сами ворота вообще снесены нахер, во дворе догорает пара броневиков, и ещё трупы. А вот тут нам четвёртого взгляд нужен, ибо то, что видим мы трое, не может быть реально. Трупы солдат, да, есть они, но вот те, другие...
* * *
Вернулись назад и оставили Джихада на растерзание бойцам: те ему пытками грозят, но чечен молча сидит на пне замшелом и вид имеет порядком остолбеневший. Мы же с Валей звонить домой пошли, так и так мол, аномалия какая-то и вообще форс-мажор. Дома выслушали, майор докладывал, и говорят:
«Ты товарищ Валя, Монакуре трубу-то передай и сядь, посиди, не волнуйся так сильно».
А я им опять всё тоже самое, слово в слово. В общем ждать сказали и трубу повесили. Сидим и ждём.