Кого-то надо убить
Шрифт:
– Дети неприкосновенны, – кивнул Военный. – И все же…
– Даже если гнев и отчаяние выплеснутся наружу, – сказал Философ, – они устремятся отнюдь не в необходимое нам русло. Это будут обычные беспорядки, в лучшем случае – бунт, но локальный и скоротечный. Спокойствие быстро восстановят, государственные же устои останутся неколебимы.
– А старики? – спросил Политик. – Хватит, пожили… – и невольно покосился на Председателя, гордившегося свое седой шевелюрой и тщетно боровшегося с бурыми старческими пятнами на руках.
– Именно поэтому их не
Дипломат хрустнул пальцами, покосился на Политика и сказал:
– Меня ваши доводы убедили.
Философ улыбнулся в знак благодарности.
Дипломат улыбнулся в ответ, мол, не за что, и заговорил вновь:
– Получается, нам нужен мужчина в полном расцвете сил. Приятной наружности – иначе не покорить сердца женщин. Деятельный и удачливый – иначе не завоевать мужчин.
– Не связанного с бизнесом, – добавил Военный.
– С большим бизнесом, – конкретизировал Блюститель Порядка. – Там без обмана нельзя…
Политик, перебивая, тоже внес лепту:
– И чтобы без большой политики. Люди с подозрением относятся к государственным деятелям, тем более к партийным функционерам. Интриги, коррупция… Трудно не замараться. Да и то сказать, правы: жулик на жулике сидит! Уж я-то знаю.
– Вам, конечно, виднее, – с едкой улыбкой согласился Дипломат.
– Что вы имеете в виду? – вскинулся Политик.
Блюститель Порядка, игнорируя перепалку, продолжал о своем:
– Обман обманом, но чтобы без явного криминального прошлого и настоящего! Никаких махинаций, спекуляций, проектов с запашком, сомнительных связей, девочек по вызову.
– Чтобы педерастом не был! – отчеканил Военный.
– Вот это верно. Традиционная ориентация надежнее, – поддержал Дипломат. – Электорату нравятся благополучные семьи и розовые краски. Нежные супруги, они же внимательные родители. Детишки-симпатяшки…
– И с армией чтобы без конфликтов, – все так же отчетливо сказал Военный. – Раз надо – отслужи. Отслужил – честь тебе и хвала. А то мода пошла – на каждом углу хаять. Армия тех любит, кто с ней по-доброму.
– Это само собой, – поддержал коллегу Блюститель Порядка. – Наша контора тоже со всем уважением, коли к нам с почтением.
Председатель взглянул на Философа, и тот снова взял слово.
– Господа, вы правы и… не правы. Если мы остановим свой выбор на человеке во всех отношениях безупречном, цель не будет достигнута.
– То есть? – недоуменно спросил Политик.
– Дело в том, что ярость, которую вызовет смерть суперположительного героя, невозможно будет направить против неугодных нам лиц и структур. Ведь он никому не мешает. Его все любят. Он всем угоден. Так кто же ответит за случившееся?
– Мы… – тихо проговорил Председатель.
– Разумеется, все будет сделано профессионально, – сказал Философ. – Тем не менее зарекаться нельзя. Возможен и такой вариант.
– Знаем, на что идем, – отрезал Военный. – Но лучше рискнуть, чем сидеть сложа руки и смотреть, что они со страной делают. Сволочи!
С этим все были согласны:
– Мерзавцы!
– Предатели!
– Иуды!
– Спокойнее. Спокойнее! – Председатель повысил голос, и этот нехарактерный для него поступок погасил страсти. – Никто не сомневается в вашей личной смелости, господа, в противном случае вас бы здесь не было. Пожалуйста, поясните вашу мысль, – обратился он к Философу.
– Если бы я знал, – твердо сказал тот, – что моя или чья-либо из собравшихся здесь жизнь станет той каплей, что переполнит чашу народного терпения, я не задумываясь взошел бы на эшафот и призвал любого поступить так же. Однако очнувшийся от спячки народ должен увидеть истинных виновников творящегося на этой земле беззакония, увидеть и уничтожить их! Вот почему я сказал, что вы правы и не правы. Кандидат должен отвечать высказанным требованиям, но лишь отчасти. Наш герой непременно должен быть уязвим! Он не должен якшаться с политиками, но иметь к ним доступ. Не должен оскорблять армию и органы правопорядка, но критиковать их. Не должен быть в противостоянии с коллегами, однако занимать такой пост, при котором без недоброжелателей и завистников не обойтись. Он не должен быть крупным коммерсантом, но участвовать в бизнесе. Не должен налево и направо изменять жене, но быть достаточно смазливым, чтобы иметь возможность в любой момент сделать это.
Голос Философа гремел набатом – притворство всегда громогласно.
– Только так мы сможем всколыхнуть массы, одновременно заронив подозрения и вызвав брожение в умах. Возникнет множество версий, и любой мотив будет казаться правдоподобным. Следствием этой неразберихи станет вывод: ЕГО ПОГУБИЛА СИСТЕМА! Ответственность за убийство будет возложена на политиков, дельцов, чиновников, на всех скопом, без разбора. И они будут сметены вихрем народного гнева.
– И тогда придем мы! – сказал Военный.
Остальные промолчали. Но их глаза были красноречивы.
Председатель пошевелился:
– Журналист, – выдохнул он.
– И не просто журналист, – воскликнул Философ, – а телевизионный журналист. Кумир миллионов!
– Нет возражений? – спросил Председатель. – Тогда перейдем к персоналиям.
…Три месяца спустя Председатель и Военный сидели в тех же креслах перед камином и пили все тот же портвейн. Разговор не клеился. Наконец Военный мрачно спросил:
– Ну, скольких еще надо убить?
2000 г.
Репетиция смерти
Повесть
1
Жизнь менялась к лучшему. И вот доказательство – маленькое, но все же. Снова заработал кирпичный завод, в смысле – снова в две смены. А в 98-м думали: все, капец, не выживет в сверхновых-то экономических условиях, не будут реанимировать, раскатают бульдозерами под торговый центр, это когда-то завод был на окраине, а сейчас жилые районы вокруг, место что надо.