Шрифт:
Кого-то надо убить
Рассказ
Трехметровый забор был покрашен зеленой краской и будто растворялся в густом подлеске. Колючую проволоку тоже покрасили зеленым. Белели только фарфоровые изоляторы, предупреждая излишне любопытных, что проволока под напряжением. Впрочем, любопытствующих в этих местах не водилось, случайных грибников отлавливали еще на дальних подступах к резиденции и заворачивали без лишних слов. Случая не было, чтобы к забору подобрался кто-нибудь, загадочным образом не попав в сектор обзора
В этот день в лесной резиденции было людно, но не шумно. Гости собрались ближе к вечеру. Каждый обменялся рукопожатием с хозяином, а потом и друг с другом. Далее последовал легкий ужин, после которого все перешли в библиотеку, поближе к пылающему камину. Обогревать зал в высокими сводами нужды не было – отопление работало безупречно, но Председатель знал, что в креслах у камина, озаренные сполохами, со стаканом портвейна в руке, люди становятся откровеннее и решительнее.
Предупреждать о полной конфиденциальности беседы хозяин не стал – и так ясно: не в бирюльки играем! Не стал он говорить и о мерах, сводящих к нулю усилия любой подслушивающей аппаратуры, в том числе и той, которая могла оказаться о гостей. Все это тоже подразумевалось.
– Я пригласил вас… – начал Председатель и, не спотыкаясь о встречные вопросы, изложил свою точку зрения на проблему, которая требовала немедленного и радикального решения. Закончил он свою речь предложением обменяться мнениями, ибо согласие в стратегии не обязательно сопровождается единством в тактике.
Молчание было долгим. Тишину нарушал только треск поленьев, да еще Дипломат нервно хрустел пальцами.
– Вы можете оставить в покое руки? – не выдержал Политик. – Переусердствуете – нечем будет договоры подписывать.
– Я хоть писать умею, – огрызнулся Дипломат.
– Началось… – протянул Философ.
– Что началось? – вскинулся Политик.
– Песня про белого бычка. Даже интересно, угомонитесь вы когда-нибудь или это из области заведомо несбыточных надежд.
– Прекратите, – укоризненно произнес Председатель, властно взмахнув рукой. – Иначе мне придется обратиться к представителю закона.
Он пытался шуткой разрядить неожиданно накалившуюся атмосферу. Но Блюститель Порядка шуток не понимал, а потому подобрался и, казалось, изготовился к прыжку.
– Балаган! – низким раскатистым басом проговорил Военный.
– Прошу прощения, – Философ взглянул на Председателя и чуть наклонил голову, придавая свои словам дополнительный вес. – Действительно, господа, не будем превращать происходящее в фарс.
Председатель тоже наклонил голову, принимая извинение, и спросил:
– Полагаю, предложений, отличных от моего, нет?
Военный кивнул:
– Согласен. Кого-то надо убить.
Председатель хлопнул ладонью по лакированному подлокотнику старинного кресла, точно припечатал:
– Решено!
– Весь вопрос – кого? – подал голос Политик. – Кого убить?
– Существенное замечание, – скривив губы в усмешке, заметил Дипломат.
– Позвольте мне, – дернул кадыком Философ. – Полагаю, это должна быть личность, импонирующая всем без исключения слоям общества, смерть которой станет личной трагедией для всех и каждого, независимо от социального положения, материального достатка, национальности, возраста и пола. Это должен быть любимец народа!
– Между прочим, мы тоже народ, – хмуро сказал Военный. – Не представляю, из-за кого я мог бы расстроиться, если это не мои родные или друзья.
– Из-за нас точно не огорчитесь, – язвительно заметил Дипломат. – Не родня и не друзья. Так, попутчики в поезде, которые болтают себе, потому что делать нечего.
– Я предупреждаю! – брови Председателя сошлись на переносице. – Сейчас не время для колкостей. В наших руках судьба страны. – Он посмотрел на Философа. – Продолжайте, прошу вас.
– Благодарю. – Философ поправил узел галстука. – Итак, задача – найти человека, наиболее удовлетворяющего нашим требованиям. Круг кандидатов мог бы быть чрезвычайно широк, но мы можем его существенно сузить. Во-первых, это не должна быть женщина.
– Почему? – удивился Политик.
– С чего им такие льготы? – буркнул Блюститель Порядка.
– Поверьте моему опыту, подкрепленному научными выкладками, – миролюбиво молвил Философ. – Женщина успешно соперничает с мужчиной в чем угодно, но только не в умении располагать к себе людей. Красавица вызывает зависть представительниц своего пола и затаенную неприязнь подавляющего большинства мужчин, поскольку она им недоступна. Замухрышка и того хуже – презрение с одной стороны и жалость с другой. Причем совершенно не имеет значения, умна женщина или глупа как пробка. Для окружающих ее мыслительные способности всегда будут следовать за внешними данными, а не наоборот.
– Сущая правда, – согласился Политик.
– В общем, – продолжил Философ, – смерть женщины, как бы она ни была известна, знаменита, не заставит людей выйти на улицы.
– Неубедительно, – пробасил Блюститель Порядка, истово ненавидевший свою жену. Об этом все знали, и Председатель с Дипломатом, у которых были схожие трудности, правда, не обострившиеся до последней крайности, взглянули на Блюстителя Порядка с сочувствием.
– Разумеется, – Философ обиженно поджал губы, снова дернул кадыком и снова поправил галстук, – я обрисовал ситуацию скупыми мазками, так сказать, вчерне. Но если желаете…
Председатель посчитал нужным прекратить намечающиеся дебаты:
– Отложим споры. Тем более что на женщинах свет клином не сошелся.
– Исключить следует также детей и стариков, – заторопился Философ. – Гибель ребенка породит в сердцах горечь и боль, но не решимость смести все на своем пути. Общественное сознание заботится о себе, защищается от тяжелых травм, ему легче расценить смерть ребенка как трагическое стечение обстоятельств, нежели как проявление чей-то злой воли. Образно выражаясь: это слишком страшно, чтобы быть правдой!