Кого-то надо убить
Шрифт:
– Не мне. Мое дело – расследовать. Вот я и расследовал. Простое, в общем-то, дело. Со свидетелями. Все как один говорят, что девушку эту, Веркину, Поликарпов шлюхой называл. Пощечину дал. В лужу опрокинул. Прохожие его удержать попытались, так стал нецензурно выражаться. Пустил в ход кулаки. Зуб одному гражданину выбил. Когда все же скрутили его, грозился всех сгноить, отцом пугал.
– Ну, Веркина эта та еще штучка, – презрительно бросил Приходько. – Проститутка.
– А мне без разницы. От нее заявление было.
– Было и сплыло. Принесла она вчера вот эту бумагу. – Начальник надел очки и склонился над столом. – «Я, Веркина Любовь Васильевна, к Поликарпову Вячеславу Павловичу никаких претензий не имею. В случившемся виновата сама: деньги клянчила. Прежнее мое заявление прошу аннулировать, поскольку написала его по злобе. А потом признаться боялась, что все не так было». Число и подпись. Понял, Михаил Митрофанович?
– А чего не понять? Грамотно изложено. И слова есть красивые, редкие, особенно «аннулировать».
– Ты на что намекаешь? Ты это брось! Оштрафуют парня – и пусть гуляет. Авось образумится.
– А как же отец его? Звонил ведь мэр наш, просил, чтобы по всей строгости наказали отпрыска.
– Вот мы и накажем… по всей строгости. В рамках закона. И вообще, хватит прикидываться! Никакая демократия отцовских чувств не отменит. А читать между строк и слышать, чего не сказано, – этому мы сызмальства ученые.
– Я, Николай Иванович, отличником никогда не был.
Приходько посмотрел испытующе сначала сквозь очки, потом сняв их. И вроде как обмяк, расплылся в кресле.
– Ладно, с Поликарповым я еще подумаю, как поступить. Теперь о другом. Что там с экспериментом?
Кочергин пожал плечами:
– Ну какой же это эксперимент? Полной бригадой и дежурить, и выезжать. Хорошо забытое старое. Сколько лет так было…
– То-то и оно, что было, – раздраженно произнес Приходько. – Ты же знаешь, какое у нас положение с личным составом. Дерьмовое положение! А тут приказ сверху: «Выполнить и доложить». Что, как, какими силами – о том не думают. Хорошо, стажеры есть, а то бы не выкрутились. До октября продержимся, а как сессия начнется – что делать?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю.
– Сочувствую.
– И на том спасибо. Хотя это и нынче не твоего ума дело, а тогда и вовсе… Заслуженный отдых к таким мыслям не располагает. Ты отмечать-то собираешься?
– Что-нибудь придумаю.
– Учти, открутиться не удастся. Проводим на пенсию, как полагается. С почестями.
– С почестями только в гроб кладут. И с залпами.
– Типун тебе на язык. В общем, закругляйся с делами… Да, а про какую куклу ты говорил?
– Подвесил кто-то муляж на стреле крана. Натуральный удавленник. Никитины ее в лабораторию потащили.
– Как братья? Показывают себя?
– С лучшей стороны.
– Значит, не подводят…
– Случая не представлялось. Шучу. Хорошие ребята. Спешат только.
– Ты придерживай.
– Я придерживаю.
– А мне вот тебя придерживать приходится. – Приходько пожевал губами. – Добро! Забот у тебя сейчас не слишком много, так ты эту куклу на себя возьми. Нельзя хулиганам спускать, карать надо! И Максима Никитина привлеки, нечего ему от дежурства до дежурства без дела болтаться. Стажер все-таки, вот и пусть вкалывает. Ну, все, вопросов больше не имею. Свободен!
* * *
Никитины быстро управились с транспортировкой куклы в криминалистическую лабораторию, располагавшейся во флигеле Управления, и теперь сидели в кабинете Кочергина.
Игорь примостился на подоконнике. Он следил за тем, как во дворе шоферы моют машины. В веере брызг то появлялась, то исчезала радуга.
– Считаешь, откроют дело?
Максим сладко потянулся и чуть не вывалился из кресла хозяина кабинета.
– Конечно. И на Кочергина повесят. Кто нашел – тому искать.
– Логично. Только ты не забывай, что у Кочергина пенсия на носу. Дела уж сдает.
– Ну не завтра же он уходит! Успеет.
– Может, и успеет. А может, нет. Кстати, Макс, а ведь я такую куклу уже видел. Ну, не такую же – похожую. В книге. «Земля за океаном» называется. Об Америке. Автора забыл. Или авторов? Не суть. Была там фотография: манекен на виселице. У дороги. В Штатах такие хреновины для рекламы используются.
– Во, я же говорил! – воскликнул Максим. – Для рекламы это!
– И что их «покойник» рекламировал? – раздался голос от дверей. Там, в крохотном коридорчике, стоял, прислонившись к стене, Кочергин.
– Галстуки, кажется, – неуверенно проговорил Игорь.
– А наш – что? Брезентовую робу и кирзовые сапоги?
– Себя, – буркнул Максим, выбираясь из кресла. – Садитесь.
– Спасибо, – кивнул Кочергин и сел. – Значит, прецедент есть. Будем иметь в виду. И все на этом, давайте-ка по домам!
Дверь за близнецами закрывалась, когда Кочергин крикнул:
– Завтра без опозданий.
– Как можно… – донеслось до него.
4
Никитины шли по двору Управления. Спорили. Это было понятно по отчаянной жестикуляции Максима и по тому, как Игорь, не соглашаясь, качал головой. Загорелые, подтянутые.
Близнецы Кочергину нравились. Циников он повидал довольно, а эти парни были романтиками. Потому что только романтики соглашаются на работу с минимумом свободного времени и зарплатой… Что зарплата? Смех один. Интересно даже, насколько их хватит?