Кого за смертью посылать
Шрифт:
Конечно, Жихарю страх хотелось погулять по Нави, увидеть того же хитроумного Дыр-Танана или хотя бы знакомцев по Времени Оному, сравнить увиденное с рассказами бывалых здесь людей… Хорошо побратиму: он еще досыта в Костяных Лесах побродит… Какие, однако, глупости приходят в голову! Нашел кому завидовать!
— Боюсь, на выходе у вас могут возникнуть затруднения, — сказал навий князь. — Все равно вернетесь ко мне. Не выпустят вас отсюда, из одной лишь зависти не выпустят…
— Прорвемся, — пообещал Жихарь. — Ну нету, княже, у нас времени! Понимаешь?
— Конечно, понимаю. Здесь вообще нету Времени.
— Да и нынешней жизни на земле не позавидуешь: скоро она ничем не будет отличаться от здешней, — сказал Яр-Тур.
— Пошли, пошли, — торопил Колобок и даже весь напрягся в своих постромках, словно мог утянуть богатыря за собой.
— Постой маленько, — сказал Жихарь. — Князь Наволод, если ничем больше помочь не сможешь, так скажи хотя бы — где неклюд Беломор? У тебя он или еще нет?
Навий князь наморщил лоб, пощелкал пальцами в пыльном воздухе, прислушался к неким мнимым звукам.
Потом покачал головой.
— Нету его здесь, — сказал он. — Жив ваш Беломор. Но встретиться с ним вряд ли кому удастся…
— Это почему?
— Сами посмотрите…
С этими словами владыка мертвых запрокинул голову и снял очки.
Жихарь, Колобок и Яр-Тур тоже поглядели вверх. Над рядами высоченных полок висел полный месяц, и был он, по сравнению с земным, близко-близко — впрочем, богатырю и королю уже доводилось такое видеть, когда на самодвижущейся телеге они неслись по небу, преследуя Дикую Охоту. Ясно различались кольцевые горы, белые сверкающие пятна, серые равнины, черные тени и провалы…
— Смотри-ка — здесь тоже Луна, а я и не знал! — воскликнул уязвленный своим внезапным невежеством Гомункул.
— Увы, ненадолго, — сказал Наволод. — Луна светит нам только в ваши безлунные ночи…
— Да это понятно, — нетерпеливо сказал Жихарь. — Но вот где же там Беломор?
— Странно, — сказал Наволод. — Глаза у вас вроде бы молодые… Да вон же он! Видите — пятнышко в четвертом квадранте, ближе к краю… Должно быть, на другую сторону торопится — там легче дышать…
— Вижу! — объявил король.
— И я! — обрадовался Колобок. — Верно, ползет какой-то старичок, посохом подпирается… Лысый, совсем как я!
Но Жихарь, как ни щурил глаза, как ни выпучивал их, ничего узреть не мог.
Потом все-таки различил на самом краю ничтожную фитюлечку…
— Ну-ка лучше я полезу да посмотрю, — решительно сказал он, подошел к ближайшему стояку, поставил ногу на самую нижнюю полку и вознамерился карабкаться дальше.
— Сэр брат, до Луны весьма далеко! — позвал его Яр-Тур. — Это лишь кажется, что до нее рукой подать! Вернитесь, дружище!
— Назад! Уходим! — вякнул Колобок.
— Это бессмысленно! — крикнул владыка мертвых. — До нее триста тысяч километров!
Но Жихарь никого не слушал. Он озверел от долгого бездействия, от напрасных разговоров, от ожидания…
— Дубина! — стонал Колобок. — Слезай вниз! Уходим скорее!
— Помалкивай, горбушка! — огрызнулся богатырь.
Колобок вывернулся в своей сбруйке, уперся ножками в богатырскую грудь, а лапки его неожиданно вытянулись и с неожиданной же силой вцепились в богатырское горло.
— Эк! Эк! — только и мог сказать Жихарь перед тем, как серебряный шар наверху погас и все погрузилось в безмолвную тьму…
— Просыпайся! Задохнешься! Что я с тобой, с полумертвым, делать буду?
Очнись! Воздуха совсем мало осталось! Обманула нас твоя Армагеддоновна!
Нарочно пустила по ложному следу!
Ладошки Гомункула больно колотили Жихаря по щекам, дергали за бороду, щипались и царапались.
— Встань! Заберись повыше! Там еще маленько дыхания осталось! — орал Колобок. Потом силком поднял богатырю веки. В синем свете фонарика показалась все та же погребальная камера, смертное ложе, скифские дорожные припасы…
— Да отцепись ты! — Жихарь вскочил, сделал несколько глубоких вздохов.
Кровь колотилась в висках. — Так мы никуда не ходили! — с ужасом догадался он.
— Вот именно! Давай скорей вылезать! Хватит у тебя силы, должно хватить! Я недаром велел положить много еды! Жри давай! Набирай свою хваленую Святогорову силу!
Все прочие беды и несчастья мигом вылетели из головы многоборского князя, когда он представил, что придется здесь застрять навеки в обществе болтливого черствого хлеба.
Он не стал даже доставать кинжал — схватил первый попавшийся окорок, впился в него зубами. Колобок заботливо подсовывал ему просяные лепешки — свою лишенную разума родню. Покончив с первым окороком, богатырь осушил огромный кувшин пива, потом снова принялся за мясо, запивая его кислым молоком и не думая, что от этого может приключиться в животе, ел, словно мчался в бой или взбегал на крутую гору, как будто хотел уважить гостеприимного друга или обожрать врага…
— Никто на свете так много и так быстро не ел — разве что огонь! — похвалил его Колобок.
…А на вершине свеженасьшанного кургана беспечные скифы тоже пировали, справляя тризну по ушедшему вожаку, причем пировали стоя. После безуспешных попыток сломать крестец водяному коню Налиму у них все ныло и мозжило. Даже переминаясь с ноги на ногу, степные витязи кряхтели от боли.
Сам конь Налим с невинным видом отдыхал у подножия кургана, дожидаясь по уговору хозяина.
И тут, как мог бы выразиться сказитель Рапсодище, «мать-земля под ними всколебалася».
Сперва скифы на это даже ухом не повели — решили, что их просто покачивает от пива, взбодренного мозголомкой — Жихарь поклонился им целым бочонком. А потом, изумленно поглядев друг на друга раскосыми и жадными очами, не устояли и покатились по склону кургана.