Когти Каганата
Шрифт:
– Миша Артюхов? – уточнил Герман.
– Именно! Михаил Капитонович Артюхов, доктор исторических наук, – с явной иронией подтвердил нарком.
Конечно, Герман знал, о ком шла речь. Они учились в одном университете, только на разных потоках. Артюхов был старше на несколько лет – прежде, чем сделаться студентом, он уже успел повоевать на империалистической и гражданской войнах, поработать учителем, и даже стать директором сельской школы. Но больше всего этот бывалый студент прославился тем, что в юности ему однажды довелось встречаться с самим вождём мирового пролетариата товарищем Лениным. Герман одно время был дружен с Артюховым. Позже судьба развела их – последний раз известия об однокашнике доходили в 1935 году, когда у того вышла статья на тему погребений со скорченными и окрашенными костяками. Поди ж ты – Миша теперь доктор наук…
– Да, мы были знакомы в студенческие годы, но с тех пор не виделись, – признался Герман. – Где он сейчас?
– Где-где, в НКВД! – пошутил Берия, но тут же серьёзно добавил. – Московское отделение Института истории материальной культуры[52]. Там он сидит, как квочка на яйцах…
…Внизу у Никольского оказался «газик» с откидным верхом. Пока ехали в институт к Артюхову, разговорились. Выяснилось, что имя и отчество младшего лейтенанта являют собой совершенно причудливое сочетание: Динэр[53] Кузьмич.
– Я родился в мае семнадцатого, сразу после свержения самодержавия и возвращения из эмиграции товарища Ленина, потому так и назвали, – самодовольно пояснил Никольский, накручивая баранку. – Родители у меня – пламенные революционеры.
– Хорошо, – кивнул Герман. – Своим происхождением похвастать не могу, а потому позвольте перейти к более существенному вопросу. У вас, как я понял, уже весь наш дальнейший маршрут расписан? Введите в курс дела.
– Так точно, расписан, докладываю… Сейчас нужно постараться таким образом составить разговор с профессором Артюховым, чтобы выудить у него точную информацию о местонахождении мифического Саркела, а также о пресловутых «когтях». Надежда на вас, товарищ капитан, вы ведь и сами профессор истории, а то я уже дважды разговаривал с товарищем Артюховым, но толком ничего не добился.
– А что так?
– Да понимаете, у профессора семь пятниц на неделе… Странный он какой-то. То русские, то хазары… Князь Олег – вроде Олег, а вроде и Игорь. А Саркел, как он утверждает, расположен то на левом берегу Дона, то на правом, что, впрочем, без разницы, ибо никаких «когтей», дескать, там всё одно нет. Хороши же мы будем, товарищ капитан, если, вооружившись такими сведениями, начнём метаться туда-сюда в глубоком тылу противника, и искать неизвестно что.
– Понятно насчёт профессора, давайте дальше.
– Завтра на рассвете нам надлежит вылететь на передовую, там соединяемся с разведгруппой, которая уже побывала в интересующем нас квадрате, и вместе с ней перейти линию фронта. Армейским товарищам приказано организовать по такому случаю операцию прикрытия. После прибытия на место начинаем поиски Саркела. Дальше, сами понимаете, планировать нет смысла…
– Понимаю, как Бог на душу положит…
– Причём тут Бог? Вы что, верующий?!
– Говорю же – происхождением не вышел. Отец – приходской священник, расстрелянный ВЧК.
Дальше разговор не пошёл – уж больно холоден стал у Динэра Кузьмича взгляд, да губы, поджавшись в пароксизме недоверия, так в нём и застыли.
Герман принялся вертеть головой по сторонам. Да, не такой видел он Москву в своих снах на чужбине. Город изменился до неузнаваемости. И дело не в зависших в вышине аэростатах противовоздушной обороны, и не в сваренных из рельсов противотанковых ежах, хотя и эти приметы тревожной военной поры вносят весомую лепту в окружающую действительность. Нет, главные изменения коснулись цветов и оттенков означенной действительности. К примеру, дома, прежде окрашенные в белый, жёлтый и розовый цвета, почему-то теперь стали, как на подбор, серыми или коричневыми. А листва на деревьях! В это время года ей положено зеленеть и лишь кое-где слегка удивлять золотом. Так откуда же этот бурый пожухлый цвет, свойственный поздней осени?
«Город сейчас выглядит, будто преждевременно состарившаяся женщина, – невесело подумал Герман. – Ну, да ничего, даст Бог, победим фашистов, тогда придёт и в Москву весна!»
Здание отделения Института истории материальной культуры выглядело покинутым. Внутри также стояла тишина.
– Вы уверены, что Артюхов на месте? – усомнился Крыжановский.
– Здесь он, уж будьте благонадёжны, товарищ капитан госбезопасности, – постным тоном уверил Никольский.
– Знаете что, Динэр Кузьмич, впредь прошу не афишировать моё специальное звание. Зовите меня по имени-отчеству или, на худой конец, профессором. Не удивляйтесь – как всякий разведчик-нелегал, я привык жить по легенде. Пусть для всех будет так: вы сопровождаете недотёпу-учёного к месту археологических раскопок. Иначе придётся то и дело объяснять: мол, старший по званию оттого ничего не смыслит в обычных делах, что долго находился за границей. Не стоит, право…
– Ясно, товарищ… профессор.
Вскоре оказалось, что Институт всё же обитаем – откуда-то сверху внезапно донеслось громкое фальшивое пение:
…И разбивши Врангеля
Громовым огнем,
Мы к Чангарской крепости
Шли минуту с днем.
Подошедши к крепости,
Прежде чем палить,
Пушечки-мортирочки
Стали наводить.
– Да, действительно, Артюхов, – прошептал Герман. – Его это песня, ещё с институтских времён. Пожалуй, сделаю-ка я сюрприз старому товарищу, свалюсь как снег на голову. Вы, Динэр Кузьмич не против подождать здесь немного?
– Да нет, я понимаю, как не понять…
– Минут пять, не больше, для сюрприза этого довольно…
Никольский молча кивнул.
А певец, между тем, сделал небольшую паузу, видимо, чтобы набрать в грудь побольше воздуху, и заорал, надрывая голосовые связки:
Ну, вперед, уральцы,
Нам не привыкать,
Чтоб барона Врангеля
Нам в Царьград загнать.
[54]
Крыжановский осторожно двинулся на звук и быстро обнаружил певца – тот находился в обширном, заставленном всевозможными археологическими находками, помещении. Сидя за столом спиной к двери, он увлечённо трудился над чем-то. Герман хотел ради привлечения внимания кашлянуть, но это не понадобилось – где-то за окном взвыла сирена воздушной тревоги, и почти сразу громоподобно заработала зенитная артиллерия. Человек за столом вздрогнул и медленно обернулся. Это действительно был Михаил Артюхов – всё те же круглые очки да густая шевелюра, теперь, правда, изрядно поседевшая. Мгновение археолог рассматривал однокашника, а затем, опрокинув стул, вскочил. В руках его, откуда ни возьмись, появилась старая ржавая сабля. Лихо взмахнув ею над головой, Артюхов бросился на Крыжановского.