Кольцевой разлом
Шрифт:
– Осторожно, снайпер! Пригнитесь, и перебежкой до двери.
– Засечь бы этого козла - разорвал бы своими руками,- проворчал полковник. Расстояние до двери он покрыл в два прыжка, Корсаков последовал за ним. На чердаке их встретили бойцы Корсакова. Они помогли раненому полковнику безболезненно спуститься по железной лесенке на площадку верхнего этажа и затопали вслед за ним вниз по ступенькам. Корсаков прошел на этаж и посмотрел в окно. Он увидел во дворе сцену стихийного братания: спецназовцы и повстанцы, подтащив лестницы к дереву, в ветвях которого застрял капитан Ищенко, пытались его освободить. Капитан непрерывно давал им указания, уснащенные такой витиеватой матерщиной, что двор то и дело оглашался взрывами могучего хохота, а спасатели от смеха с трудом удерживались на лестницах. Наконец капитана рывком приподняли с двух сторон, после чего повстанцы, приподнимавшие его со стороны головы, спихнули его на руки дюжих спецназовцев.
– И вы с этим хотели держаться?
– А почему бы и нет?- спокойно возразил полковник.
– Ребятам нелегко пришлось, конечно, но их все равно голыми руками не возьмешь. Но теперь-то что держаться - просто смысла нет.
– Это точно,- согласился Корсаков.
– Придется вам с вашими людьми помочь нам тут все прибрать, отправить раненых в больницу, убитых в морг, обломки выкинуть... Потом вас препроводят на место, так сказать, временной дислокации.
– Слушаюсь,- кивнул полковник и направился к своим людям. Корсаков сказал ему в спину:
– Я слыхал, полковник, что ваше подразделение сформировано на контрактной основе - за деньги, проще говоря. Интересно, правда это или нет? Если не хотите, можете не отвечать.
– А мне стесняться нечего,- стоя вполоборота, ответил полковник, и Корсаков заметил, как у него дергается веко.
– Так точно, за деньги. Это моя работа, между прочим. А вы пробовали посидеть год без зарплаты? А двери в кабаке буржуям открывать?
– Но вас те же буржуи, в сущности, и наняли,- заметил Корсаков.
– С паршивой овцы хоть шерсти клок,- бросил полковник, повернулся и зашагал дальше. Когда он подошел к шеренге своих людей, послышались раскаты его командного голоса. Спецназовцы повернулись по команде "нале-во!" и вереницей затрусили на первый этаж - выносить во двор своих раненых. Корсаков направился туда же. Чтобы не тесниться в дверях, он вскочил в окно и обнаружил в комнате, где все было поставлено вверх дном во время боя, а под слоем пыли в углу угадывались очертания человеческого тела, целехонькое кожаное кресло, в котором с удобством расположился капитан Ищенко, положив ноги на трубу поврежденного взрывом станкового гранатомета. Капитан потягивал из банки пиво, которое ему уже успели принести с верхнего этажа какие-то доброжелатели, на которых его полет произвел неизгладимое впечатление.
– Получилось как в кино - "гранаты у него не той системы",- весело произнес капитан.
– А я и вправду раньше никогда не видел этой бандуры - огнемета. Смотрю - вроде на гранатомет похоже. А оказывается, что эта штука может человека на Луну забросить. Но зато попал я из него четко. Ребята говорят, что в той комнате, куда я пальнул, они четырех жмуриков нашли. По-моему, неплохо,- скажи, Федорыч?
– Что-то кровожаден ты стал, капитан,- заметил Корсаков.
– Это меня серьезно беспокоит. Одних жмуриков оставляешь на своем пути, да еще и хвалишься этим.
– На войне как на войне,- парировал Ищенко.
– На гражданке-то я мухи не обижу, сам знаешь. Ну что, наш план насчет Пистона остается в силе?
– Да вот я тебя о том же хотел спросить,- сказал Корсаков.
– Не я же навернулся с пятого этажа.
– Это все херня,- самоуверенно заявил Ищенко.
– Главное, я жив и Борис с Костей тоже, а значит, Пистончик может смело гроб заказывать. Синяков я, конечно, много себе наставил, но кости вроде целы, если не считать двух-трех ребер...
– А ребра что, не в счет?- спросил Корсаков.
– Теперь понятно, почему ты так взвыл, когда тебя снимали с дерева. Оставайся и лечись, я и без тебя как-нибудь решу эту проблему.
– Из-за ребер оставаться?- фыркнул Ищенко.
– Да ты что, Федорыч? Мне их в жизни столько раз ломали,- я просто со счета сбился. На работе я из-за таких вещей даже бюллетень не брал. И потом: мое дело - гасить бандитов, а тут как раз такой случай... Если я его упущу, то до конца своих дней буду переживать. Конечно, всех бандитов я истребить не могу, но страху могу на них нагнать, за этим и живу. Такие, как Пистон, моей жизни смысл придают, понимаешь?
Капитан умолк, запрокинул голову, и в глотке у него звучно забулькало пиво. Глядя на него, Корсаков ощутил прилив братских чувств. Они с капитаном явно были одной породы: начав когда-то свою собственную войну, они уже
– А как же все-таки ребра-то?- помолчав, спросил Корсаков.
– А что ребра?- пожал плечами Ищенко. Он сделал последний глоток из банки, отшвырнул ее в угол и легко поднялся с кресла. Однако от Корсакова не укрылось, как он при этом побледнел и как конвульсивно сжались от боли его челюсти.
– Ерунда,- справившись с собой, произнес капитан,- бывало и хуже. Один раз мне не только ребра сломали, но и так дали по башке, что я отключился. А дело было зимой, в лютый холод я скоро пришел в себя, но за то время, что пролежал на морозе, успел схватить бронхит и начал кашлять. Я тебе скажу, нет хуже пытки, чем кашель при сломанных ребрах. Причем самое гнусное то, что пытаешь как бы сам себя. Сидишь и ждешь, когда же этот кашель проклятый подкатит... А сейчас тепло, ничего такого не ожидается. Попрошу в перевязочной поставить мне бандаж, и все дела - стану почти нормальным человеком.
– Ну ладно, капитан, сиди пока здесь и отдыхай,- сказал Корсаков.
– Бориса с Костей я к тебе подошлю. Я пойду - очень много дел. Удачи!
И Корсаков, опершись одной рукой о подоконник, легко выскочил во двор, наполненный суетой. Капитан завистливо вздохнул - как бы он ни храбрился, ему в его нынешнем положении такая легкость движений и не снилась. "Ладно, Пистончик,- пробурчал Ищенко себе под нос,- надеюсь, прыгать в окна мне от тебя не придется".
В то утро Пистон проснулся в превосходном настроении. Накануне он провел вечер в ресторане, выпил немало, но в меру, прекрасно закусил, а главное - решил важный вопрос о дележе сферы влияния соседней криминальной группировки, сильно потрепанной милицией. Пистон не без удовольствия вспоминал собственные неспешные тирады, дышавшие мудростью, справедливостью и бескорыстием, и понятливо кивавших собеседников. Деваться тем, собственно, было некуда, кроме как идти под Пистона,- оставалось только кивать. Пистон потянулся в постели, разглядывая украшенный лепниной потолок. Он переменил квартиру - прежняя навевала на него тягостные воспоминания о визите злобного террориста, теткиного племянника. Дом, в котором располагалась нынешняя квартира, не являлся столь престижным, как прежний, не был обнесен оградой и не имел контрольно-пропускного пункта, зато за те же деньги Пистон имел вдвое большую площадь, гораздо более высокие потолки и место, где разместить охрану прямо у себя под боком. Свои люди под рукой, притом хорошо вооруженные, могли как-то предохранить от опасности, в отличие от всех этих новомодных и чертовски дорогих штучек вроде ограды с КПП вокруг дома. Пистон сделал два десятка отжиманий от пола, прошел на кухню, достал из холодильника апельсиновый сок, выпил стакан и отжался еще двадцать раз, дабы ускорить вывод вчерашних шлаков из организма. Затем он тщательно почистил зубы и принял контрастный душ. Завтрак его состоял из пары чашек крепкого кофе со сливками, свежего хлеба с маслом и трех яиц всмятку. Весь утренний ритуал доставлял Пистону удовольствие не в последнюю очередь потому, что он видел в нем нечто традиционно-британское, присущее только людям основательным и далекое от русской безалаберности. За завтраком Пистон размышлял, как то ни странно, о трофейных культурных ценностях. Он не раз имел дело с современными российскими чиновниками, считал их людьми, хорошо понимающими свою выгоду, а потому не сомневался, что рано или поздно так называемые трофейные ценности совершенно безвозмездно передадут Германии и прочим западным странам, несмотря на принятые против этого законы и постановления. "Какие там постановления, когда речь идет о миллиардах "зеленых"?"- усмехался Пистон. Он размышлял над тем, как бы пристроиться к процессу передачи культурных ценностей обратно на Запад. Разумеется, данный процесс должен был озолотить чиновников от культуры, ведь именно им предстояло решать, что передать, а что нет, что найти в хранилищах, а что нет, кому передать и в какие сроки... Однако, считал Пистон, вряд ли справедливо отдавать весь навар каким-то жалким фраерам, вся заслуга которых - сидение на определенной должности и умение вовремя подмахнуть иностранцам. Первым делом, по мнению Пистона, следовало обзавестись толковым консультантом, знающим, где что хранится и кто распоряжается хранимыми ценностями. Не помешал бы и список чиновников, так или иначе причастных к хранению и передаче на Запад культурных ценностей. Наконец, следовало сообща с братвой нажать на Думу, дабы она пересмотрела свою позицию насчет трофейного добра. Рано или поздно ей все равно придется ее пересмотреть, потому что чиновники от своего не отступятся - уж кто-кто, а Пистон-то хорошо знал эту породу. Они и за куда меньшие деньги готовы отца родного продать... Словно отвечая мыслям Пистона, внезапно заговорило радио: