Кольцевой разлом

Добрынин Андрей Владимирович

– Так вертолеты вроде с другой стороны на штурмовку заходили?- продолжал спрашивать Борис.

– И с этой тоже,- заверили его.
– Если интересно, перелезай сюда, сам посмотри. Не повезло ребятам...

– Некогда,- отказался Борис.
– Сейчас попросим подослать нам еще людей и начнем вышибать спецназ с первого этажа.

Услышав эти слова, Корсаков машинально пересчитал людей, уцелевших в отряде Бориса. После боя за второй этаж их осталось не более половины.

Поймав его взгляд, Борис заметил:

– Странно, но раненых почему-то нет, все, кого не хватает, убиты.

Корсаков только тяжело вздохнул и покачал головой. В этот момент в противоположном крыле здания на верхнем этаже вспыхнула стрельба. Корсаков зашел с лестничной площадки в комнаты и осторожно, дабы не поймать пулю снайпера, приблизился к окну и выглянул на улицу. Сделал это он в самый драматический момент: на верхнем этаже стрелок, в котором можно было

узнать капитана Ищенко, устанавливал на плече короткую и толстую трубу огнемета "Шмель" - видимо, захваченную у противника, так как отряд капитана огнеметов на вооружении не имел. Прямо за спиной капитана поблескивала кафелем стена тесной кухоньки. Ищенко целился в окно смежного крыла здания, должно быть, разглядев там противника. Корсаков рявкнул:"Капитан! Не стреляй!" Однако было уже поздно, и в следующую секунду произошло то, что и должно было произойти. Бухнул выстрел, снаряд полетел куда следовало, но назад из трубы вырвалась и ударилась в стену мощная струя газов - куда более сильная, чем у обычного гранатомета. Оттолкнувшись от стены, она подхватила, как пушинку, легкое тело капитана и вышвырнула его в окно. Яростная ругань капитана разнеслась по всему двору. Человеческая фигурка, нелепо кувыркаясь, описала дугу в воздухе и полетела вниз. Корсаков застонал, как от зубной боли, и на миг закрыл глаза. В результате он не увидел того, как капитан рухнул в крону тополя и, пересчитав ребрами множество веток и десятки раз перевернувшись, наконец прочно засел внизу, между наиболее толстыми сучьями и стволом. Открыв глаза, Корсаков отыскал глазами тело капитана, и у него появилась надежда на благоприятный исход этого падения. Когда же он услышал донесшийся с первого этажа хохот спецназовцев, оказавшихся свидетелями полета, и ответную матерщину раздосадованного капитана, то облегченно вздохнул. Прислушавшись, Корсаков разобрал обмен репликами:

– Ну ты орел!- кричали спецназовцы.
– Просто Чкалов!

– Молчи, мудило!- отругивался Ищенко.
– Ты-то уж точно в лепешку бы расшибся!

– Крепко засел?- интересовались насмешники.
– Может, дерево спилить? Или, может, пристрелить тебя, чтоб не мучился?

– Тебе сдаваться надо,- резонно возражал капитан.
– Если ты меня пристрелишь, кто же тебя, дурака, в плен возьмет?

– К нам подкрепление идет,- возражали спецназовцы, но без особой уверенности.
– Слышишь, стреляют на мосту?

– Правильно, стреляют,- соглашался капитан.
– Добивают к е....й матери ваше подкрепление. Я же все видел с верхнего этажа. За что вы тут вообще бьетесь-то, неужто за бабки?

– Ладно, будем думать,- уже без насмешки в голосе крикнул спецназовец и умолк. Капитан саркастически поддержал его:

– Да уж, подумайте.

Корсаков вышел на лестницу, очищенную от противника,и быстро поднялся на крышу, называя по дороге пароль, чтобы не оказаться подстреленным невзначай. Пароль был "Леокадия" - эту песенку постоянно крутило повстанческое радио, и среди бойцов Корсакова она приобрела необычайную популярность. На крыше Корсаков перебежал к уцелевшему после воздушного налета, хотя и изрядно покромсанному осколками укреплению из мешков с песком, служившему наблюдательным пунктом. Открыто разгуливать по крыше не стоило - вокруг на расстоянии снайперского выстрела имелось немало более высоких зданий, и можно было не сомневаться в том, что стрелки из числа агентов спецслужб сейчас разглядывают оттуда в прицелы злополучный дом, ставший местом кровавого боя. Впрочем, если на командном пункте в ходе боя наступило затишье, то на Солянке не умолкала стрельба. Корсаков припал к амбразуре и поднес к глазам поданный ему бинокль как раз в тот момент, когда от высотного здания докатился гул выстрела из танковой пушки и вертолет, стоявший посреди проезжей части перед въездом на мост, мгновенно превратился в дымно-огненный шар и с грохотом взорвался, выбросив в разные стороны пылающие обломки. Танки и бронемашины, не приближаясь на расстояние выстрела из гранатомета, продолжали методично обстреливать десант со стороны Котельнической набережной и со стороны площади Ногина. Корсаков видел в бинокль фигурки убитых на маслянисто-черной мостовой, догорающие обломки вертолетов, воронки минных и снарядных разрывов. Панорама постоянно заволакивалась клочьями черного дыма от горящих возле командного пункта пожарных машин, из которых не уцелела ни одна - все превратились в черно-седые уродливые остовы, вокруг которых по горящему асфальту перебегали голубоватые языки пламени, лениво облизывая бесформенные черные груды, еще недавно бывшие человеческими телами. Видимо, ближе к месту боя горели какие-то здания - слишком много дыма поднималось в воздух и ветром уносилось к югу. Переведя бинокль, Корсаков заметил, что вовсю полыхает синагога, купол которой в нескольких местах был пробит снарядами, а от колонн разрывами отбило большие куски камня. Перестрелка вокруг синагоги продолжалась - на стенах, на фронтоне, на колоннах то и дело появлялись дымки,

тут же сносимые ветром. Внезапно от купола отлетел и по ветру плавно понесся вниз большой кусок кровельного покрытия. Из окон, из дверей храма, из дыры в куполе уже валил густой дым - удерживать синагогу дальше становилось явно невозможно. Простреливаемую Солянку начали перебегать фигурки в камуфляже - походило на то, что десантники отчаялись прорваться к своим осажденным товарищам и теперь пытались просочиться к реке. Впрочем, Корсаков не сомневался в провале их затеи - к району боев он заблаговременно подтянул подкрепления, которые заняли все выгодные позиции и образовали внутреннее кольцо окружения. Десанту, понесшему большие потери, прорвать это кольцо, усиленное бронетехникой, было явно не под силу. Корсаков вызвал по рации Бориса.

– Я говорю с крыши, с наблюдательного пункта,- сказал он.
– Неплохо бы пригласить сюда командира тех ребят, которые сидят у нас на первом этаже - отсюда очень хорошо видно, что ни на какой прорыв извне им надеяться не стоит. Десант охвачен с трех сторон и пытается отойти к реке, но, думаю, его там окончательно добьют. Давай, Боря, поговори с ними, а я буду ждать здесь. И пусть разрешат освободить капитана, который застрял на дереве. Сколько можно человеку мучиться?

В этот момент в кармане у Корсакова ожила рация. Он дал Борису отбой и услышал сквозь треск помех:

– Говорит командир бронеколонны, которая пришла от Сухаревской площади. У нас тут противник сдается, так что я перебрасываю "коробочки" вам на подмогу. Будьте готовы - это свои. Как поняли?

– Вас понял,- ответил Корсаков,- ждем с нетерпением. Противник блокирован на первом этаже, но огня прошу не открывать - ведем переговоры о сдаче.

Через некоторое время в надстройке на крыше с лязгом распахнулась пробитая осколками ракет железная дверца, и на крышу, пригибаясь и щурясь, вышел кряжистый человек лет сорока с погонами полковника на камуфляжной форме. Он обвел взглядом нагромождения из поваленных при ракетном обстреле вентиляционных труб и антенн, сквозные пробоины в покрытии, края которых словно подверглись действию гигантских клыков, бруствер из мешков с песком, непрерывно вытекавшим в прорехи. Заметил полковник, как показалось Корсакову, и цепочку пятен уже запекшейся крови, протянувшуюся от наблюдательного пункта и дверце на чердак,- правда, раненых уже унесли. Усмехнувшись и произнеся "Здравия желаю!", полковник спокойно заметил:

– А вам, похоже, тоже досталось?

– Само собой,- так же спокойно ответил Корсаков и протянул гостю бинокль: - Смотрите. Убедитесь, что я не обманываю.

Полковник сделал шаг вперед, поскольку Корсаков стоял в проеме бруствера наблюдательного пункта, под козырьком из бетонных плит. В результате гость вышел из-под прикрытия надстройки. Корсаков не успел предупредить его о необходимости соблюдать осторожность - внезапно полковник дернулся и покатился по крыше, зажимая руками бок. Надоевший бронежилет он снял, и теперь камуфляжная форма у него на боку быстро потемнела от крови.

– Вот черт!- со злобой прохрипел он.
– Кто стрелял?

Корсаков и другой боец быстро втянули раненого за бруствер.

– Снайпер бьет откуда-то с холма,- объяснил Корсаков.
– Он уже ранил здесь одного человека - попал в позвоночник. Теперь если парень и выживет, то ходить не сможет уже никогда.

– Слава Богу, меня зацепил только по касательной,- сняв рубашку, так что обнажился могучий торс, и сноровисто ощупав толстыми пальцами рану, пробормотал полковник.
– Интересно, разве он не видел, что я свой?

– А может, он потому и стрелял?- предположил Корсаков.
– До вашего появления здесь он молчал целый час.

Гостю помогли сделать перевязку,после чего он взял бинокль и принялся осматривать окрестности. Он увидел кучку десантников, спускавшихся со ступеней синагоги под белым платком и с поднятыми руками; увидел последних десантников, перебегавших через Солянку по направлению к реке; увидел танки, неторопливо двигающиеся через мост от высотного здания к месту недавнего боя. Наконец, совсем близко послышался рев двигателя, и из-за угла дома со стороны площади Ногина показался танк. Он по-хозяйски сдвинул обгорелые каркасы пожарных машин, нагромоздив их в дымящуюся кучу, затем развернулся к командному пункту своей практически неуязвимой лобовой броней и угрожающе нацелил орудие на первый этаж. Полковник крякнул и произнес:

– Н-да... Все ясно. А если мы сдадимся, как с нами поступят?

– Да никак,- пожал плечами Корсаков.
– Подержат некоторое время в надежном месте на приличном довольствии, а потом отпустят. Так что выводите своих людей во двор без оружия, и не будем терять времени. Надо ведь раненых отправить в больницу, убрать убитых, пожары потушить, снайперов выловить...

– Ладно, делать нечего,- произнес полковник и поднялся на ноги, скрипнув зубами от боли в раненом боку. Согнувшись, так как выпрямиться при его немалом росте не позволяла крыша из бетонных плит, он подошел к проему в бруствере. Корсаков напомнил: