Колчаковщина (сборник)
Шрифт:
— Ох, Алексей, не подождать ли тебе здесь, кабы чего не вышло.
Алексей внимательно посмотрел в озабоченное лицо Настасьи, понял Настасьину боязнь.
— Ну что ж, пожалуй, я здесь побуду, заедешь потом.
Кузница стояла на самом краю села, у поскотины. Настасья остановилась у кузницы.
— Ну, вот тебе и кузня.
Алексей спрыгнул с брички и пошел в кузницу. У наковальни работал худощавый, среднего роста человек. Задержался на миг, хмуро глянул на Петрухина острыми серыми глазами и вновь заработал молотком. У мехов
— Здравствуйте, — сказал Алексей, — мне бы вот ножи сварить.
Хозяин подошел к Алексею, повертел ножи в руках и кивнул на человека у наковальни.
— Вон как Василий! Сварим, Василий?
Василий мельком взглянул на Петрухина, на ножи и сказал:
— Сварим.
Хозяин пригляделся к Алексею.
— Ты чей? Будто наших таких нет.
— С заимки я.
— С чьей заимки?
— С Чернораевой.
— Ну как, не пришел у него Михайла со службы? Все ждет старик?
— Нет, не пришел.
— Теперь и не придет, — уверенно сказал хозяин, — ишь, дела какие пошли, язви их в бок, не успевают власти меняться, седни одна, завтра другая.
Хозяину, видно, хотелось поговорить с новым человеком.
— И чего делят, какая в ней, в этой власти, сласть.
Алексей решил попытать Василия, не поддастся ли.
— Да и не плохо поругать большевиков, в случае чего пойдет про него, Алексея, слух, что он большевиков не любит.
— Теперь все хорошо будет, образованные люди власть взяли, у них все, как по маслу, пойдет.
А сам на кузнеца глазом, — ну-ка, что скажешь? Чуть дрогнули брови у Василия, крепче сжались губы, да быстрее заходил молоток в руках. Золотым снопом брызнули во все стороны огненные искры из-под молотка.
— Ученые люди оно, конечно, — неопределенно сказал хозяин.
— Порядок будет, — уверенно продолжал Петру хин, — а то понаставили вахлаков неотесанных у власти, нате, мол, правьте, а они ни тпру ни ну. Какие управители, — аз-буки-аз не знают. Только разорили все, позапутали, теперь распутывать за ними надо.
Василий молчал и все быстрее и быстрее вертел молоток в руках. В сердитых ударах молотка чувствовал Алексей злобу Васильеву. Как ни в чем не бывало подошел к кузнецу ближе.
— Ну, так как же, друге, сваришь ножи-то?
Василий остановился, взял ножи, повертел-повертел их в руках и, швырнув обратно, хмуро сказал:
— Нельзя сварить!
— Почему нельзя? — притворился Алексей удивленным.
— Нельзя! — сердито сказал Василий. — Изношены, новые надо!
И вновь заработал молотком. Василий не глядел на Петрухина, но знал Алексей — в искрах огня прятал Василий искры глаз гневных. Заплескалась радость у Алексея, попался Василий на удочку Алексееву, выдал себя с головой. Ясно — большевик.
— Эх ты, изношены, сам ты изношенный, дай-ка, я тебе покажу, как надо работать! — с улыбкой сказал Алексей.
— Не дам хозяйский инструмент портить.
Хозяин рассмеялся, отошел от мехов.
— А ну, дай, пусть попробует.
Василий молча и нехотя протянул Алексею молоток. Словно переродился Алексей. Сбросил пиджак, засучил рукава, ловко подхватил раскаленную железную полосу, легко и радостно взмахнул тяжелым молотком. Расплавленным огнем брызнуло железо, ярким багрянцем облило могучую фигуру Петрухина. Василий с удивлением смотрел на новоявленного кузнеца. Алексей глянул на. Василия и между ударами молота сказал многозначительно:
— Нам бы с тобой, товарищ, вместе работать надо, вот бы славная кузница была.
Петрухин с улыбкой посмотрел Василию в глаза. И в этих радостных понимающих глазах Василий узнал невысказанное, понял недоговоренное.
— Ах, язви те в бок! — восторженно вскричал хозяин. — Ну и молодчага ты, парень! Коммуну бы вам с Васильем.
Хозяин засмеялся собственной шутке.
— Вот-вот, хозяин, самое подходящее слово сказал.
Петрухин и Василий обменялись взглядом…
В обед заехала Настасья. Василий вышел проводить Алексея. Прощаясь с кузнецом, Петрухин крепко сжал ему руку.
— Приехал бы ты ко мне, товарищ, в гости.
Василий сверкнул белыми зубами.
— Есть, браток!
— Что, нашел дружка? — спросила дорогой Настасья.
— Нашел, — весело улыбнулся Петрухин.
Настасья заботливо сдвинула брови.
— Только смотри, Алексей, не шибко, а то, как бы не влопаться…
— А тебе что? — спросил Алексей, нагнувшись к молодой женщине.
Настасья смущенно отвернулась, поправила платок на голове.
— Мне что, я так, тебя жалеючи.
Вдруг вырвала у Петрухина вожжи, хлестнула по лошади, гикнула озорно:
— Грабят!
Сытый наезженный жеребец рванул с места. Хлещет ветер в лицо, расширяются ноздри от густого хлебного запаха полей. Сдвинулся у Настасьи платок на затылок, развеваются по ветру пряди волос. Вскочила в бричке во весь рост, закрутила кнутом над головой.
— Эй, милый, не выдавай!
Бричка подпрыгнула на кочках, Настасья пошатнулась. Петрухин одной рукой подхватил Настасью, другой вырвал вожжи. На минуту прижалась Настасья к широкой груди Алексеевой, глянула ему в лицо потемневшими глазами. Обвились Алексеевы руки вокруг горячего Настасьина тела. Загорелся пламенем Настасьин мозг. И вдруг, в пламени, мысль о Михайле:
«Может, убит?»
Рванулась Настасья, шутя замахнулась на Алексея.
— У, лешман!
Голос прервался безумным боем сердца.
Василий приехал в воскресенье.
Чернораева семья сидела за обедом. Алексей в этот день ждал Василия. Ел нехотя и все посматривал в степь. Далеко, куда хватал глаз, лежали копешки сжатых снопов, темно-зелеными пятнами там и сям виднелось еще не сжатое просо.
Настасья подвинула Петрухину жареху с блинами.
— Ешь, Алексей, будет глаза в степь пялить, не жену ждешь.