Кольцо Фрейи
Шрифт:
Придерживая локтем рукоять ростового топора, Гунхильда закрыла лицо руками, будто пыталась защититься от вспышки этого ужасного знания. Но чувство ужаса держалось лишь краткий миг – а потом исчезло, и вместе с ним исчезла Гунхильда дочь Олава. В груди вспыхнуло пламя, огонь потек по жилам, будто лава проснувшегося вулкана, в душе вскипела ярость и жажда смести с земли эту черную пакость – ворожбу, посягающую на благо потомков богов.
Ни о чем не думая, Гунхильда с яростным криком вскочила из-за кустов, сжимая древко секиры обеими руками. Метнулась костру и первым делом концом древка опрокинула котелок – варево выплеснулось, наполовину затушив костер. Зашипели угли, взметнулось
– Что вы тут затеяли, твари? – гневно вопила Гунхильда. – Хотите погубить нас всех? Я вам покажу! А ну проваливайте прочь отсюда, а не то я разобью ваши дрянные головы, как старые горшки!
Хлода, наконец узнав ее и сообразив, чем ей все это грозит, вскрикнула и в нерассуждающем страхе бросилась прочь. Улла зашипела, забормотала что-то, высвободила из-под накидки руку, в которой был зажат колдовской жезл, вскочила и двинулась к Гунхильде в обход костра, по направлению против солнца, бормоча что-то.
– Бей ее! – кричал поблизости Кетиль. – Не давай ей говорить!
У Гунхильды шумело в ушах, перед глазами плыли темные пятна. Но Ключ от Счастья, как живое существо, сам рвался в бой; ей нужно было только поднять его, а там уж лезвие под действием собственной тяжести, скопившее в себе силу многочисленных обрядовых боев, само делало остальное. Не Гунхильда его, а он ее нес в битву; она прыгнула навстречу Улле и с размаху обрушила на нее секиру. Она никогда раньше не держала в руках боевого оружия, но тысячи раз на протяжении всей жизни наблюдала, как работают бродексом. Улла увернулась, и лезвие вонзилось в землю; колдунья на карачках отбежала пару шагов, потом вскочила, уронив жезл, и теперь у нее в руке оказался нож. Она подалась было в сторону, надеясь убежать и исчезнуть в темноте, но с той стороны вдруг выскочил Кетиль и преградил ей дорогу. Улла замахнулась на него ножом, он отбил ее выпад какой-то палкой, и в этот миг Гунхильда ударила снова.
Во второй раз она, приноровившись, не промахнулась. Тяжелое лезвие обрядового топора вонзилось в затылок колдуньи и разрубило череп, кажется, до основания. Улла рухнула наземь, утягивая за собой топор, и Гунхильда невольно выпустила древко.
Оставшись с пустыми руками, она утратила опору и обессилела – пошатнулась, сделала несколько шагов прочь от костра, пытаясь обрести равновесие. Пламя тем временем выровнялось, и она ясно видела, что рядом с костром лежит тело с засевшим в голове лезвием. Лежит неподвижно. И тут же сама Гунхильда без сил опустилась на землю – ее ярость прошла, словно вся утекла в этот последний замах, погас огонь внутри. Божество покинуло ее, от усталости и потрясения задрожали ноги.
– Вот это хороший удар! – Кетиль подковылял и выдернул секиру, упираясь ногой в тело мертвой колдуньи. – Сразу видно, что йомфру из рода доблестных вождей!
– О боги, что я наделала…
У Гунхильды стучали зубы. Но она не помнила, как все это вышло – будто вместе с силами ее покинула и память о недавних мгновениях. Она видела лишь тело женщины с разрубленной головой и черными от крови волосами и Кетиля, вытирающего лезвие секиры о подол убитой.
– Кто ее… кто это сделал? – Гунхильда еще надеялась, что убийцей стал сам Кетиль.
– Сдается мне, это была Фрейя! – глубокомысленно отозвался он и вручил Гунхильде Ключ от Счастья. – Я видел ее. Она пришла, помогла тебе спастись от ворожбы и ушла опять. Поблагодари ее. Она спасла тебя.
– Благодарю… – Гунхильда подняла глаза к сияющей луне, но среди серо-сизых облаков, озаренных ее бледно-желтыми лучами, не увидела никого.
– Что же ты наделала! – прошептал голос откуда-то из темноты.
Гунхильда обернулась, стиснув древко секиры и ожидая увидеть духа. Из тьмы выступила Хлода, при свете луны действительно похожая на дух. С распущенными волосами, с выражением досады и бессильной ненависти на красивом лице – как сказала когда-то фру Асфрид, лицо ее выдает пылкость желаний и холодность сердца, – она была похожа на ту женщину-тролля, что ездит по лесам на волке со змеями вместо поводий.
Гунхильда поднялась, опираясь на Ключ от Счастья и готовая вновь пустить его в ход. Но руки Хлоды были пусты, она не творила заклинаний, а только смотрела на Гунхильду.
– Какая же ты дура! – с горестным отчаянием проговорила Хлода. – Зачем ты помешала нам?
– Зачем? – в изумлении повторила Гунхильда. – А по-твоему, я должна была молча смотреть, как вы пытаетесь меня погубить вашими чарами? Может, еще надо было вам подпевать?
– Да, надо было нам подпевать! – раздраженно подтвердила Хлода. – Тебя! Вовсе не на тебя мы плели эти чары!
– Не на меня? Так я тебе и поверила! После того как ты принесла для меня ту гадкую кость, а потом еще пыталась меня обвинить, что это я испортила Ингер!
– Так и есть – догадалась! – Хлода горько дернула ртом, но усмешки не получилось. – Да, тогда я еще думала, что надо избавиться от тебя, чтобы мой муж опять стал любить меня. Но с тех пор все изменилось.
– Что изменилось?
– Я узнала, что у меня наконец будет ребенок! И мне больше не нужен муж! У меня будет сын, и ради него я получу почет и уважение на всю жизнь, а потом он будет конунгом, а я – матерью конунга, как мне и положено по рождению. Мне больше не нужен Харальд!
– Так ты хочешь сказать… – Гунхильда едва не задохнулась. – Что это на Харальда вы тут пели заклинания… Но как ты могла? Он ведь твой муж!
– Он убийца! Они с Гормом убили моего отца и брата! И твоего отца, и твоего брата он убьет, если не сейчас, так через год. А может, и уже завтра! Если бы ты не помешала нам, Харальд упал бы мертвым прямо сейчас, если он не спит, или не проснулся бы наутро. И твои родные могли бы уцелеть. Я пять лет назад ничего не могла сделать, чтобы помочь моим, а ты могла бы! Понимаешь теперь, какая ты дура! Ты могла их спасти! А я могла отомстить за моих родных, раз уж воскресить их невозможно. Вот поэтому ты должна была подпевать нам, а не мешать.
Гунхильда не отвечала. Вот оно что… Как героиня сказаний, Хлода все эти пять лет, притворяясь покорной, таила в душе ненависть и ждала своего часа. Пока она была лишь наложницей младшего конунгова сына, ей приходилось скрывать свои истинные чувства, но теперь, когда она уже почти стала матерью конунгова внука, муж и правда стал ей не нужен и она смогла дать волю своей ненависти. И сама она, Гунхильда, могла бы стать такой… и еще должна будет стать, если…
Мелькнуло в памяти что-то ужасное, что открылось ей в эту ночь… или приснилось, или ведьма успела что-то сказать, прежде чем умереть… Гунхильда не помнила, да и в чем заключается обещанный ужас, тоже не помнила.