Кольцо с шипами Карина Рейн
Шрифт:
— Стучаться не учили? — ворчу, втискиваясь в платье, и пытаюсь самостоятельно застегнуть молнию на спине.
— Есть много вещей, которым меня не учили, — мурлычет мне на ухо, явно издеваясь, и сметает мои руки в сторону, застёгивая предательскую молнию. — Но вообще-то было бы странно, если бы я стучал в нашу общую спальню перед тем, как увидеть жену.
— До или после того, как воспользовался моим невменяемым состоянием? — всё-таки не сдерживаюсь.
— Я должен был сделать это до или после того, как ты накинулась на меня с поцелуями? — отзеркаливает Пригожин, и я заслуженно краснею. — А ведь я предупреждал, что утром именно так всё и будет.
Губы начинают мелко дрожать,
Игривое настроение Демида сметает, словно лавиной; он сдёргивает с вешалки первый попавшийся костюм, и в его движениях проступает резкость.
— Ты всю ночь спала, как убитая, я к тебе и пальцем не притронулся, — глухо роняет, и мои глаза удивлённо распахиваются. — Я уложил тебя и пел колыбельные до тех пор, пока ты не уснула, забыв о своём плане меня соблазнить. Но тебе, конечно, проще поверить в мою распущенность, чем в порядочность, не так ли? Я еду в «Меркурий» и пробуду там весь день; у тебя будет двенадцать часов на то, чтобы собрать свои вещи и подготовиться — вечером я забираю тебя в свою квартиру.
Не проронив больше ни слова, Демид выходит в коридор, напоследок хлопнув дверью, а я от стыда даже с места двинуться не могу.
Вот и начало медового месяца.
Я снова всё испортила.
После ухода Пригожина в мою голову не приходит ничего лучше, кроме как заняться единственным делом, которое способно меня успокоить — садом. И хотя он нанял целый штат прислуги, который включал в себя и садовника, это нисколько не мешало мне попросить последнего заниматься сегодня исключительно декоративными кустами и клумбами роз, а остальное предоставить мне. Старичок покряхтел, но спорить с «избалованной девчонкой» не стал и, вооружившись секатором, ретировался в противоположный конец сада. Я же, откопав в кладовке миниатюрную тяпку, опустилась на колени прямо в своём дизайнерском платье и принялась воевать с сорняками, вымещая на них всю свою злость на свою же глупость и гордость Демида.
Мы оба слишком вспыльчивые и не умеем уступать — это главный камень преткновений в наших отношениях, из-за которого мы ещё не раз расшибём себе лбы.
К обеду примерно треть всех грядок и клумб сверкали чистотой, потому что моя злость переросла в глухое раздражение, но отступать окончательно не спешила; даже садовник начал смотреть на меня не так косо и решил поделиться секретами ухода за тепличными и комнатными растениями. Я внимательно слушала его и даже задавала вопросы, но информация была для меня абсолютно бесполезна: вряд ли господин Пригожин одобрит, чтобы его жена занималась садоводством по локоть в грязи.
Это ведь не по статусу…
Ближе к пяти часам вечера я всё же вспоминаю, что мне нужно собрать вещи, так что я спешно привожу себя в порядок и распихиваю по двум чемоданам то, что может мне пригодиться. Одежды оказывается не так уж много, потому что большинство из того, что висело в шкафу, я не надела бы даже под дулом пистолета — слишком пошло и вычурно — так что большее количество места занимают такие вещи так фен, выпрямитель, новенький ноутбук и прочая техника.
Когда вещи почти собраны, телефон пиликает, оповещая о сообщении, и я рефлекторно тяжело вздыхаю: писать на этот номер может только Демид.
«Освобожусь в восемь. Будь готова к половине девятого».
Больше в сообщении не было ни слова; да и за весь день я не удостоилась ни одного звонка, хотя обычно от них отбоя не было, и я чувствовала себя под постоянным наблюдением. И после месяца такого контроля подобное
Видимо, сильно я его задела утром.
Застёгиваю чемоданы и выхожу в сад проветрить голову и подумать над тем, как быть дальше. Я не собиралась намеренно обвинять Демида во всех смертных грехах, но ведь он сам дал для этого повод. Зачем было подыгрывать мне и убеждать в том, что между нами что-то было, если он так печётся о своей порядочности? Почему сразу было не сказать, что мы просто всю ночь проспали в одной кровати, и не заставлять меня нервничать и думать невесть что?
А теперь выставил меня злодейкой и сбежал в свою компанию.
На дворе стояла середина сентября — первого месяца моего любимого времени года; любимого и вместе с тем самого грустного, потому что оно каждый раз напоминало мне о том, что впереди — холодная зима, от которой не спасали ни тёплые свитера, ни тем более тонкое осеннее пальто. По крайней мере, так было раньше; но зато я узнала цену всему — от вещей до отношений.
Несмотря на то, что сентябрь в принципе выдался тёплым — в отличие от прошлого года — по вечерам всё равно становилось зябко; но вместо того, чтобы вернуть в дом за тёплой кофтой я просто обнимаю себя за плечи и засматриваюсь на водную гладь пруда, покрытую мелкой рябью из-за ветерка. Не знаю, как долго продолжалась моя «прогулка» — наверно, пару часов — но продрогнуть я успела настолько, что даже не замечала своей дрожи.
Зато прикосновение горячих ладоней к плечам почувствовала сразу.
Вздрагиваю от простого, но мягкого прикосновения, и поворачиваю голову к обладателю рук; натыкаюсь глазами на неодобрительный взгляд Демида, который говорит о том, что он ещё и близко не остыл, но всё же обеспокоен тем, что я стою на улице практически раздетая. Не отдавая себе отчёта в действиях, льну к теплу его сильного тела, стуча зубами, и прячу холодные ладони под полами его пиджака.
— Сумасшедшая девчонка, — ворчит Демид, подхватывая меня на руки. — Мало мне с тобой проблем — решила ещё немного подкинуть, чтобы не расслаблялся?!
Недовольно соплю, по-прежнему отбивая зубами чечётку, и вцепляюсь пальцами в отвороты его рубашки, расстёгнутой на три верхние пуговицы.
— А я з-за мной с-сюда т-тащиться и н-не прос-сила, — копирую ворчание Пригожина, но неумело — лязг зубов портит весь эффект. — М-мог бы с-сидеть в т-тёплом доме у к-камина в ус не д-дуть.
— Неблагодарное дитя, — бубнит под нос, но я всё равно слышу. — В следующий раз я так и сделаю.
По тону его голоса понимаю, что он не шутит, и что я снова хожу по краю, но рядом с ним во мне почему-то просыпается всё самое плохое, что есть. И всё же я автоматически крепче хватаюсь за его шею, на что Демид только фыркает, но продолжает нести меня дальше, чтобы спасти от вечерней прохлады в тёплом нутре дома.
Тут уж мне приходится признать, что он джентльмен.
Не подкопаешься.
В доме меня опускают в мягкое кресло прямо возле камина; прожигают очередным недовольным взглядом и усаживаются напротив.
— Что ты делала на улице совсем одна? — слышу его голос. — Я ведь велел тебе собрать свои вещи к моему приезду.
— Я не собачка, чтобы выполнять твои к-команды, — снова огрызаюсь. — Но вообще-то я уже всё давно собрала.
Демид хмыкает с таким видом, будто адекватного ответа от меня и не ожидал; отворачивается к камину и смотрит на пламя — должно быть, оно, в отличие от меня, его успокаивало — а я тем временем изучаю его профиль, на котором плясали огненные отблески, делая его слишком резким. Он вполне себе вязался с моими представлениями о его характере, но всё равно был довольно-таки пугающим и непреклонным.