Кольцо с шипами Карина Рейн
Шрифт:
Не успеваю спросить, что он имеет в виду, но Демид вместо слов использует действие: резко наклоняется и впивается в мои губы жадным поцелуем. От такого сумасшедшего напора я начисто забываю, как дышать, а в голове образуется стерильная пустота, которую вскоре заменяют электрические всполохи. А когда я прихожу в себя и решаю возмутиться его поведением, Демид так же неожиданно отстраняется.
— Будем считать, что это была генеральная репетиция, — тяжело дыша, отбивает моё немое возмущение. — Там, внизу, тебе нельзя будет увернуться от меня или как-то показать, что тебе это всё не по душе, и я не хочу, чтобы поцелуи стали для тебя испытанием. Я же вижу, что тебе нравится,
Ну, может в какой-то степени Демид и был прав: у меня есть всё, чего только можно хотеть, и скоро появится работа мечты; жених не ведёт себя со мной высокомерно — может, немного самодовольно и властно, но не жестоко — хотя мог бы — а я продолжаю вести себя как Карфаген под осадой Римской империи, и даже не знаю, почему.
Так подростки обычно противостоят родителям, чьи наставления идут вразрез с их собственными желаниями.
Быть может, если бы Демид любил меня, я бы по-другому реагировала на все его знаки внимания и попытки соблазнения, а пока что мне хотелось только выпускать иголки каждый раз, как он ко мне прикасается.
— Вся проблема в том, что мы с тобой по-разному относимся к семейной жизни в целом и к свадьбе в частности, — вздыхаю. — Я ведь хочу домашний уют и хоть какое-то подобие семьи, но это всё не имеет смысла, потому что для тебя семья — это твоя корпорация. Ты даже к свадьбе относишься так, будто это всего лишь формальность, хотя перед этим ты утверждал, что это серьёзно — потому и женишься один раз.
Демид деревенеет, как всегда бывает, когда я в очередной раз ляпаю первое, что приходит в голову, даже как следует не подумав.
— Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, Ульяна, — холодно роняет. — Если бы это была чистая формальность, я бы составил брачный договор сразу после того, как сделал тебе предложение. А раз ты за последний месяц не подписывала ничего серьёзнее приказа о своём увольнении — неужели это для тебя пустой звук?
Я уже и так понимаю, что снова накосячила, особо не стараясь; в моих же интересах было установить с ним нормальные отношения, а не цапаться как кошка с собакой, но я каждый раз делала всё с точностью до «наоборот».
— Это не совсем то, что я хотела сказать, — пытаюсь оправдаться.
Я всего лишь хотела услышать, что он не пользуется мной, словно вещью, и будет, по меньшей мере, стараться вести себя как муж, а не партнёр выгодного контракта.
— То есть дело не в том, что ты не доверяешь мне? — прищуривается Демид. — За те четыре недели, что мы знакомы, я только и слышу о том, какая я бездушная сволочь. Разве я угрожал тебе, приставив дуло пистолета к виску? Или обещал уничтожить твоего отца — хотя ему ниже падать просто некуда? Мне казалось, что я был с тобой максимально вежлив, честен и открыт, но ты всё равно ведёшь себя как типичная избалованная дочь богача: капризничаешь и показываешь характер всякий раз, когда с тобой пытаются наладить контакт. И кто из нас бездушный?
Мои глаза широко распахиваются, когда до меня доходит, какое мнение Демид составил обо мне; вдоль позвоночника прокатывается валун из ледяных мурашек, и даже в эту удушающую жару мне становится холодно до мороза по коже. А Пригожин, выговорившись наконец, вылетает в коридор, даже не удосужившись прикрыть дверь, и я слышу его тяжёлые шаги по дубовой лестнице.
И хуже всего то, что он в какой-то степени прав насчёт меня.
В подростковом возрасте, когда я начала показывала характер, и папа впервые столкнулся с термином «переходного периода»,
Нельзя давать волю языку, потому что он без костей, и однажды подведёт тебя под монастырь.
Чувствую на ресницах капельки влаги и мысленно благодарю визажиста за водостойкую тушь: она как в воду глядела, говоря о том, что я решу разреветься.
Вот только причина этих слёз совсем не радостная.
Аккуратно, чтобы не испортить макияж, избавляюсь от слёз и пытаюсь сделать такой взгляд, чтобы всем казалось, что я действительно счастлива стать женой Демида Пригожина. Получается немного скверно, но у меня в запасе есть ещё примерно десять минут, чтобы совладать с эмоциями и не ударить в грязь лицом. Конечно, браки по контракту не новость в современном мире, но мне не хотелось, чтобы все думали, будто я позарилась на деньги Демида. А потому мне, как и ему самому, весь день придётся разыгрывать влюблённую невесту, которая души не чает в своём спутнике.
А в голове ноль целых, ноль десятых как это сделать.
Бросив последний взгляд в зеркало, цепляю на волосы вуалетку, а в руки беру свой свадебный букет из белых полураспустившихся пионов и нежно-персиковых эустом, перевязанных бледно-розовой атласной лентой. Медленно выдыхаю и выхожу в коридор; на меня моментально обрушивается шквал звуков, которые не проникали в мой изолированный мирок, и я на мгновение теряюсь, пока не замечаю фигуру Демида у самого основания лестницы. Я наблюдаю, как он медленно поворачивает голову в мою сторону, при этом пытаясь проглотить горечь нашего недавнего разговора, и улыбается так, как если бы действительно был счастлив сделать меня своей женой. Всего на секунду я позволяю себе представить, что Демид — именно тот, кого я бы хотела видеть своим мужем; человек, за чьей спиной я могла бы спрятаться от любых проблем и знать, что он всегда поддержит и защитит.
Пытаюсь представить, что действительно могла бы его любить.
В конце концов, он был совершенно прав: он мог бы выставить нас с отцом на улицу и совершенно не терзаться муками совести, но всё же решил поступить по-другому, и я должна постараться если не быть влюблённой, то благодарной точно.
Это даёт мне сил искренне ему улыбнуться, что приводит Демида в замешательство; я осторожно спускаюсь по коварным ступенькам, стараясь не наступить на подол платья, и застываю на самой нижней ступеньке, чтобы хоть немножечко доставать до уровня его глаз. Перекладываю свадебный букет в левую руку, а правой сжимаю его чуть холодные пальцы, которыми он вцепился в перила.
— Не знаю, что заставило тебя передумать, но у тебя очень хорошо получается, — шепчет тихо, чтобы слышала я одна, и сжимает в ответ мои пальцы. — Ты гораздо красивее, когда улыбаешься, а не показываешь оскал разъярённой кошки.
— С кошкой меня ещё не сравнивали, — копирую его шёпот, всё так же улыбаясь.
— Готова? — спрашивает он напоследок.
Я стараюсь сосредоточиться только на его лице и тембре голоса, не оглядываясь по сторонам, потому что стоит мне наткнуться хоть на один любопытный или недоумевающий взгляд, как я тут же растеряю всю свою храбрость.