Колесница Джагарнаута
Шрифт:
Русло от самого Пул-и-Хатун пограничное, и песок его испещрен следами людей, баранов, ослов. Во все стороны разбегаются дорожки, тропки. Одни ведут за границу, другие в глубь Туркмении. И каждодневно на протяжении двух сотен километров стрельба, бешеная скачка всадников, крадучись пробирающиеся контрабандисты.
По высокому берегу катится, мчится белым клубком облако пыли. Из него выскакивает автомобиль Соколова. Да вот и он сам на подножке. Смуглый лоб в капельках пота. На гимнастерке расплываются темные пятна. Комендант здоровается с Мансуровым:
– С добрым утром! Кого ведете?
Лицо Мансурова почернело, даже шрам на виске потемнел, глаза утомлены, но сидит он в седле свечечкой. Рукой Мансуров показывает на шестерых пленников, конвоируемых колхозниками Овезова.
– Взяли на рассвете. Опий везли. Двадцать вьюков.
– Камень-командир, - откровенно восхищается Овезов.
– У комбрига и тень каменная.
Мансуров пропускает мимо ушей восторги Овезова:
– Принимай, Соколов, публику. С юга перешли через границу скотоводы, не то берберы, не то джемшиды, якобы для выпаса овец. Человек сорок. Напали на пограничников.
Он отдает своего коня Овезову и пересаживается в автомобиль.
– На юг, - командует комендант.
Бойцы на заднем сиденье, несмотря на тряску, чистят и чистят и смазывают пулемет и карабины. Мансуров рассказывает:
– Перегон скота - предлог. Держатся нагло. Отказались платить пача сбор за выпаску овец на нашей территории. Упорно движутся на север. Прогнать их ничего не стоило, но на рассвете прямо из-под земли появилась сотня всадников. Все вооружены немецкими винтовками. А из этих, - он кивает головой, - тоже не все контрабандисты. Овезов опознал переправщиков - проводят через границу всякий элемент. Дрались отчаянно, трех уложили. У нас благополучно. Ребята обстрелялись, их пули не берут.
Операция вышла за рамки обыкновенного пограничного столкновения. Кочевники патронов не жалели. К тому же кто-то стрелял из-за линии границы. Однако едва машина подкатила к полю боя, кочевники тотчас же сложили оружие.
Среди задержанных высокий, очень худой перс, не похожий на пастуха. Да он и не скрывал, кто он такой. Держался бесцеремонно. "Все одно отпустите", - говорили его острые, карие с желтизной глаза.
Он безропотно отдал оружие - отличный винчестер и не пытался сопротивляться. Он не контрабандист, не лазутчик. Он михмандор - дворецкий известного землевладельца Али Алескера из Баге Багу. Он - михмандор и управляющий имением господина Давлят-ас-Солтане Бехарзи и "оказался среди неотесанных, грубых поедателей верблюжьего дерьма волею случайного схождения светил". Собирал недоимки. Не заметил границы, попал к Советам, аллах акбар, нечаянно...
– Нас, почтенного раба божия, задерживать нечего. И отвозить в Ашхабад не нужно. Все равно наш милостивый и могучий хозяин прикажет вашим советским властям нас освободить. Они волки, а волки вечно голодны. Всегда чораймаки гонят баранов на лучшие пастбища. Что ж поделать, если на советской стороне пастбища лучше.
Словоохотливым оказался михмандор. Тема его разговоров была обширна: от всеевропейских интриг и драчек до нехватки кизяка для очагов бербери и джемшидов. И во всем он видел козни большевиков. А когда Соколов напомнил о "делах-делишках" хозяина Али Алескера и господина Меллера, михмандор начал ехидничать совсем по-стариковски:
– Вы высокий командир, большой командир, начальник, а знаете ли, кто у вас враги, а кто друзья? В Хорасан аллемани пришли, дружбу они с нашими водят. Почему вы их боитесь, когда надо совсем других бояться? Разве не дошло до ваших ушей? В Сирии французы и англичане собрали солдат полтораста тысяч. Хотят пойти походом на Баку, у вас, большевиков, нефть отнять. Аэропланы, танки приготовили. Вон где война вас ждет. А контрабандисты - несчастные люди с пустыми желудками. Вы, большевики, что называется, вооружаетесь на льва, а имеете дело с шакалом. Неба от веревки не отличаете. Много уже мусульман от пули неверных выпили из рук виночерпия судьбы напиток мученичества за фунт опиума, за коробку с парижскими духами. Что эти люди видят от жизни? Похлебку не попробуют, а рот обжигают...
Ни одним словом михмандор не обмолвился об аптекаре Меллере. Не сказал он ничего такого, что бросило бы тень и на его хозяина Али Алескера, которого он именовал полным пышным титулом.
Подоспевший в самый разгар спора Овезов прямо бросил ему в лицо:
– Плохо вы жалеете контрабандистов-калтаманов. Что же вы не скажете об этом вашему господину - Али Алескеру? Ведь все эти несчастные служат вашему помещику. Для него они попали под пули на границе, а помещику все одно что глоток воды проглотить. А Меллер в аптекаря? Пользуется, что Советы с Германией договор имеют.
– Меллер - трудолюбивый муравей, - вдруг вступился за аптекаря михмандор, - живет тихо...
– Муравей днем, дракон ночью.
– Придет время, придется ему усы подкоптить, - заметил Мансуров.
Михмандор внимательно посмотрел на Мансурова и вдруг отвесил ему поясной поклон:
– А с джемшидами лучше не воюйте. Они вроде ваши родственники, господин Рустем. Сидят они в своих кочевьях на Кешефруде крепко. Сам губернатор Мешхеда в гости к великому вождю ездит. Да, вы великий воин, и вам ссориться с великим Джемшидом не стоит...
– Он помолчал, усмехнулся и вдруг пошел напрямую.
– Ваша семья, великий воин, сейчас в шатре на берегах Кешефруда. Судьба вашего сына в руках великого вождя.
И тут камень-человек не сдержал движения души:
– Как живет малыш, как его здоровье?
– Сын ваш будет таким же великим воином, как и его отец, вывернулся, усмехнувшись, михмандор.
Мансуров сразу понял, что дворецкий мало что знает.
– Вы его видели?
– Сын великого воина взял первый раз в руки винтовку. Сын великого воина отличным будет воином и... контрабандистом.
– Малышу далеко еще до винтовки, мальчик слишком мал.
– Мансуров спохватился и смолк. Но михмандор не унимался:
– Со святым мюршидом надо бы вам поговорить. Он верховный наставник кочевий. Он все знает.
Снова мюршид. Мюршид все знает. Мюршид со своим зловещим маргбором! И к мюршиду идти со своим горем!
Вкрадчиво михмандор залебезил:
– Все знают вас, горбан. Нет такого великого воина, как вы, в мире. Я уважаю вас. Я желаю помочь вам.
И снова слабость овладела Мансуровым. Лицо Шагаретт. Кипарис с серебряным телом. Нежные руки мальчика на шее! Маргбор! На секунду отчаяние овладело им. Отчаяние беспомощности. Но только на секунду. Он процедил: