Коллекция
Шрифт:
— Когда же она тебе это сказала?
— За три дня до смерти. Сразу же после составления завещания.
Кира недоуменно приподняла брови.
— Значит, она действительно плохо себя чувствовала?
— Нет, — неохотно ответила Анна Петровна, — так не скажешь. Но она… была очень странной в последние дни.
— Она была напугана?
— Немного встревожена. И… в то же время, как-то… словно злорадствовала. Но, возможно, мне это только показалось.
— Ты знаешь, почему она оставила такое странное завещание?
— Нет, — тетя
Кира кивнула и зачем-то посмотрела на пирожки в своих ладонях.
— Тетя Аня, почему ты продолжаешь покрывать ее и после смерти? — недоуменно спросила она. — Неужели ты так ее любила?
Анна Петровна медленно открыла глаза. Сейчас она сама казалась частью коллекции статуэток — самой большой и самой значительной, спрятавшей лицо за бледно-восковой ритуальной маской, — искусная работа ушедшего в никуда скульптора. И когда она заговорила, ее голос тоже оказался бледно-восковым, неживым.
— Я ненавидела ее всей душой.
— Но почему же тогда…
— Уходи, Кира.
Кира сделала несколько шагов назад, не сводя с нее глаз, потом произнесла — не спрашивая, а утверждая:
— Ты боялась ее, верно?
— Я и сейчас ее боюсь, — ответила Анна Петровна и снова закрыла глаза.
Сергей крепко спал, откинувшись на спинку кресла и приоткрыв рот, — так крепко, что его не разбудил звук открывшейся дверцы. Кира скользнула на сиденье и несколько секунд задумчиво смотрела на профиль Мельникова, потом хлопнула дверцей. Сергей вздрогнул и, открыв глаза, потерянно огляделся.
— А?! Вернулась?! Ты же сказала на пять минут!
— Съешь-ка пирожок! — Кира протянула ему один из даров тети Ани. Сергей обрадовано принял его и разом откусил половину.
— Вкусно, — сказал он, усиленно жуя, и свободной рукой запустил двигатель. — Ну, так куда поедем?
— Сереж, ты не обижайся, но отвези-ка меня домой. Я что-то плохо себя чувствую, — пробормотала Кира, вытягивая ноги, насколько позволяло свободное пространство. Сергей, уже дожевывавший вторую половину пирожка, взглянул на Киру с непонятным выражением, и это ее слегка удивило. До сих пор она ни разу не замечала, чтобы Сергей мог смотреть непонятно. Обычно его взгляд совершенно отчетливо выражал то, что в данный момент было у Мельникова на уме.
— А ты меня не обманываешь?
— Ну что ты, солнце мое, как ты мог подумать?! — Кира наклонилась и скользнула губами по его твердой, слегка колючей щеке. — Съешь-ка еще пирожок.
Сергей взял пирожок и посмотрел на него так, словно состоял в некоем обществе пирожконенавистников.
— У тебя очень странный вид, — заметил он, и Кира кивнула, понимая, что замечание относится не к пирожку.
— Да… Тетя Аня приболела. А теперь и у меня что-то голова разболелась… — она недовольно сдвинула брови, вспомнив, что головная боль является привычной женской отговоркой. Но Сергей только сказал:
— А-а, так ты поэтому меня не взяла с собой? А то я…
— Что?
— Да нет, ничего, — в его взгляде, устремленном на пирожок, появилась благосклонность, и он откусил добрый кусок, после чего вывел „вектру“ со двора. Кира покосилась на него и внезапно сообразила, что до этой минуты Сергей чувствовал себя обиженным из-за того, что она оставила его в машине, а не пригласила навестить тетю вместе с ней. Потому что Сергей считал, что он уже имеет полное право быть представленным всем ее родственникам.
„Если он и с ними найдет такое же теплое взаимопонимание, как со Стасом, — я пропала!“ — мрачно подумала Кира.
За всю дорогу они практически ни слова не сказали друг другу. Сергей слушал музыку, постукивая пальцами по рулю, Кира смотрела в окно невидящим взглядом и пыталась осмыслить то, что услышала от Анны Петровны. Все это никак не укладывалось в голове, в которой и без того уже было всего понамешано. А особенно не укладывались ее последние слова.
Я и сейчас ее боюсь.
Но она умерла, не так ли? К чему бояться покойников? Неужели тетя Аня с возрастом стала так суеверна? Или ее суеверие дало такие пышные цветы на почве ее осведомленности в происходящем?
Но что такого там могло происходить? Если Веры Леонидовны в этот момент не было дома, то значит у нее был сообщник или сообщники, которые похищали людей и…
И что? На что им сдались эти люди? Ведь не ради выкупа же?
А может ее сообщники были маньяки? Сумасшедшим вовсе не обязательно нужна какая-нибудь причина.
Нет, нет, все не то!.. Но в любом случае, Анна Петровна явно что-то знает. Или о чем-то догадывается. И это „что-то“ очень и очень темное, иначе почему она так сильно нервничает?
Кира прикусила губу, чувствуя, как в ней начинает разгораться ярость, и ее пальцы невольно сжались в кулаки. Ей захотелось вернуться, схватить тетю за дряблые плечи и вытрясти из нее правду, какой бы она ни оказалась.
Из-за ваших тайн меня недавно чуть не убили! Из-за ваших тайн я видела, как человеку оторвали голову! Из-за ваших тайн по городу бродят ненормальные, и из-за ваших тайн я что-то вижу… и не могу понять, что это — реальность или галлюцинации! Какой прок хранить тайны покойника, когда и я вскоре могу сойти с ума!
Подумав о галлюцинациях, Кира тут же вспомнила Вику с ее нелепой историей и едва сдержала страдальческий стон.
„Вектра“ мягко притормозила возле ее подъезда, и Кира, разогнав все свои мысли, словно стайку надоедливых мошек, спросила Сергея, не хочет ли он зайти — не столько потому, что ей этого очень хотелось, сколько из-за желания быть вежливой. Но, к ее удивлению, Сергей отказался.
— Раз уж так получилось, съезжу хоть с нашими в боулинг поиграю, что ли, — сказал он и поцеловал ее на прощанье. — Ладно… короче, позвонишь… Вот что, позвонишь, когда действительно захочешь меня видеть, вот.