Коло Жизни. Книга Четвертая. К вечности
Шрифт:
А на меня тотчас глянул голубой небосвод, и плоть лица, не прикрытого плащом, облизало дуновение ветра. Так, что дотоль из-за плотности материи я дышавший всего-навсе плотью лица, вздохнул более глубоко.
Тишина.
Меня поразила царящая округ нас тишина. Не слышно было не то, чтобы людской жизни, наполненной визгом автомашин, сирен, криками толпы, грохотом устройств. Не слышно стало даже жизни животного мира, насыщенного не только воплями зверей, перекличкой птиц, но и жужжанием многообразного мира насекомых, тех самых, чьими Творцами слыли мой Отец и брат Темряй.
– Почему так тихо?- шевельнув губами поспрашал я.
–
– Хочу увидеть Землю, последний раз,- тихо шепнул я.
И Вежды ласково мне улыбнулся, заглянув вглубь моих все поколь не имеющих цвета и формы очей, слегка кивнув. Немедля Седми и Велет взялись за его плечи. Первый, как старший за левое, второй, как младший, за правое. И Боги, мягко оторвавшись от пирамидального навершия храма, взлетели вверх. Их долгие серебристые сакхи степенно колыхали полами, а по их поверхности переливались всеми цветами радуги, поигрывающие, желтоватыми кончиками, лучи звезды Солнце. Центрального тела системы, горячего газового шара, удерживающего обок себя все остальные тела Солнечной системы.
Я неспешно повернул голову влево, вернее это ее повернул Седми, абы мне было видно расстилающуюся под нами планету. Светло-коричневые покрывала песка легкими изгибами стлались по пространству планеты, иноредь на них просматривались невысокие взгорья. Местами по взъерошенному полотну тех точно только, что насыпанных барханов малой рябью струился песок. Наблюдались то кособоко вырубленные вершины, то лишенные пологости макушки, ершисто глазеющие своими многогранностями вверх. Также резко, ибо братья поднялись много выше, выступила массивная бурая долина по краю, будто приправленная красными полосами почвы, окруженная слева зелеными вздутиями густой поросли деревьев и окаймленная голубой полосой извилистой реки. Плотность оземи нежданно много увеличившись прикрылась дымчатой завесой бело-голубого неба на горизонте и я понял, что братья мгновенно переместили меня в новую местность...
В те места по коим я когда-то проходил... проходил, будучи естеством человеческой плоти.
Еще миг и предо мной выросли высокие скалистые гряды с темно-бурыми склонами, увенчанные белыми полотнищами льдов. В серо-сизых долинах меж ними прятались круглые синие блюдца озер, а по низко парящему небесному куполу медлительно ползли ворохи белых облаков. Они прикрывали, кажется, и сами озера, и утесы гор, и приглублые пропасти, и разветвленные каньоны.
А после появилось, также мгновенно, пространство бурой земли, вперемежку с темно-синей линией воды, с одного бока прикрытой белыми разрозненными пластами снега и льда, уходящими в безмерную, неоглядную даль.
– Отсюда все началось,- нежно продышал Вежды, и, поправив мне голову, прислонил ее к своему плечу. И уже не только мне, но и нашим братьям добавив,- пора!
И тотчас я ощутил, как вспыхнули мои братья, и образовался вкруг наших тел мощный пылающий шар. Доли мига и мы точно втянувшись в единую, общую искру переместились на четвертую планету к пагоде.
– Ох...ох!- застонал я, стоило только нам четверым обрести свои прежние образы.- Когда же это кончится,- вже проныл я, ибо более не желал
– Все, все наша драгость,- полюбовно молвил Седми, заглядывая в мое лицо, верно, неправильно сказать в глаза, або их не было, посему лишь в лицо.- Это была последняя боль, более не будет.
Теперь мы стояли, как домыслил я, после увиденных над собой треугольных, голубо-серых с синими брызгами по окоему очей Седми, на четвертой планете. Это я понял, не только потому как справа от меня возвышалась скалистая гора с красно-бурым покрытием множественно испещренная углублениями, выбоинами, бороздами скошенных склонов, но и по подымающемуся над ней приправленному рдяными полутонами более далекому солнцу, оное уже раскалило буро-синее небо в изогнутые белые полосы испарений.
За верхушку того склона зацепилась присоской одной из своих рук пагода. Она нависала таковой массой над пространством планеты, что не только скрывала его большую часть внизу, но и загораживала подымающееся солнце. Поелику лучи последнего и чудились столь рассеянными. Днесь в корпусе пагоды напоминающей огромного, стеклянного осьминога, рот-вход, схожий с клювом птицы, был распахнут. Широкая полоса света, в виде пятачка, выбиваясь из-под нижней его части, создавала наст на коем стояли братья, и одновременно зазывала в рябь долгого коридора пагоды. Где пухлыми, обрывистыми клоками облаков устилался пол, а студенистая, радужная зябь света иллюзорно создавала стены и округлый свод.
Я внезапно прерывчато дернул конечностями, а после, широко раскрыв рот, надрывисто стал вгонять чрез него, словно чуждые моей плоти газы, витающие над Марсом, когда-то имеющим столь множественные названия (множественные, что являлось близко родственным к божественности) Красный Гор, Куджа, Мангал, Лахитанга, Нергал, Веретрагной, Вархран, Бахрам, Арес, Орей, Яр.
– Ровнее, ровнее дыши,- участливо протянул Вежды, узрев мое трепыхание.- И закрой рот. Он тебе не нужен. Успокойся, успокойся малецык и дыхание выровняется.
Это брат уже шептал, входя в зашевеливший голубыми парами коридор, мгновенно выплеснувшийся из световых радужных стен и свода, и неспешно направился по нему к дольней комнате, на ходу миновав не одну завесу, скрывающую в ход в горницы, комнаты, горенки, светелки, залы космического судна.
– Степеннее, медленнее дыши. Закрой рот, моя бесценность,- голос Вежды убаюкивал, уничтожал какие-либо преграды, утверждал собственное старшинство, которому неможно было не подчиниться.
Вслед за Димургом шли Седми и Велет, они уже убрали руки с плеч нашего общего старшего брата и теперь раздавали указания, тем созданиям, что наполняли пагоду.
– Сомкните створки. Прибавьте ауры в дольней комнате. Уберите стыковочный аппарат.
А я обессилено смотрел в очи Вежды чувствуя, что отключаюсь.
Глава двадцать седьмая.
Я пришел в себя уже в дольней комнате тогда, когда Вежды положил меня на вырь. Организм, прикрытый сверху дымчатыми субстанциями мягкими и единожды создающими влагу и насыщение. Пред тем Седми и Велет сняли с меня плащ, вероятно от той боли я и очнулся.
Голова моя теперь плотно приросла к воронке, что нежно обхватив плоть на затылке, вкачивала в меня биоауру. Я знал, что вырь, который видом своим напоминал треножник, оплетенный сосудами, был простейшим живым творением, вся цель которого заключалась в том, чтобы перерабатывая запасы курящейся кругом биоауры вкачивать их в плоть Богов.