Коло Жизни. Книга Четвертая. К вечности
Шрифт:
Обряженные все как один в серебристые туники и шаровары, подхваченные под коленами, обутые в короткие образующие множество складок сапоги, плотно облегающие стопы и лодыжки, гамаюны серебряной рати держали в руках бердыши, топоры на древке с искривленным в виде полумесяцем лезвием. Бердыши они прижимали к левому плечу и стояли все по стойке смирно, не смея пошевелить даже вторыми дополнительными веками, располагающимися складками над первыми, на обоих глазах.
Посередь пространства образованного двумя рядами серебряной рати стоял, мой старый знакомец, Гамаюн-Вихо. Саиб вещих птиц гамаюн серебряной рати был обряжен и обут также, как его собратья, лишь в
Следующие проходы соответственно образовывали гамаюны золотой и платиновой рати. Первые из каковых осуществляли догляд и общение с Расами. Потому их молочного цвета кожа была расписана золотыми символами, письменами, рунами, литерами, свастиками, ваджерами, буквами, иероглифами, цифрами, знаками, графемами, геометрическими фигурами, образами людей, существ, рыб, птиц обозначающих роль Небо и Дивного во Вселенной. Потому и очи их имели голубо-бирюзовые радужки в форме овалов, по краю охваченные желтоватой склерой. Обряженные в золотые шаровары, туники и сапожки, они прижимали к левому плечу барте, топоры спаренные с клевцом и колющим наконечником. А их старший, саиб племени вещих птиц гамаюнов золотой рати, Мэхпи, преграждая своим малым тельцем путь к ободу Коло Жизни, прижимал к груди однолезвийный меч эспадрон.
Третий проход находился под защитой платиновой рати гамаюнов, и их саиба Мэхка. Потому желто-красная кожа созданий Родителя, преданных лишь Атефам, была расписаны платиновыми символами, письменами, рунами, литерами, свастиками, ваджерами, буквами, иероглифами, цифрами, знаками, графемами, геометрическими фигурами, образами людей, существ, растений, горных пород обозначающих роль Асила во Вселенной. Коричневыми треугольными выглядели радужки у платиновых гамаюнов, обрамленные белой склерой. Оно и так ясно, что одежи и обувка их соответствовала цвету платины, а в руках они держали айбалты, топоры с полукруглым лезвием. Впрочем, Мэхка, как и иные саибы, прижимал к груди чень, прямой, обоюдоострый меч.
Очень медленно Вежды стал опускать меня на площадку. Он даже для того присел, чтобы я смог опереться на стопы и встать.
Подошвы моих стоп коснулись холодной глади настила, дымок окутал ноги до щиколоток, ссыпал на плоть частички изморози аль снега... И когда Велет и Седми придержали за руки, Вежды меня отпустил. Одначе, немедля мои ноги дрогнули, и если б не братья я упал.
Не то, чтобы я ослаб, просто не мог стоять на ногах. В них не было мощи, даже мельчайшей силы. Казалось, они и вообще не умеют удерживать на себе вес, будучи по сотворению гибко-мягкими по всей длине. Вежды тот же миг подхватил меня на руки и всполошено переглянулся с братьями.
– Поставь! поставь,- тревожно продышал я.
Ибо знал, братья должны меня оставить на этой площадке, а сами уйти. Они должны меня оставить, абы я дождался старших Богов.
– Нет, ты не сможешь стоять,- заботливо произнес Вежды и нескрываемо нежно обозрел меня, стараясь той посланной любовью успокоить.
– Надо о том сообщить Родителю,- тотчас молвил Седми.
И вслед того величания... величания Родителя, в венцах братьев густо замерцали обода, дуги, камни их украшающие и символизирующие способности Богов. И если в венце Вежды особым сиянием наполнился глаз, окутанный багряными сосудами, белыми жилками, то в венце Седми россыпь рдяных искр заполонила овал в его навершие, и особой насыщенностью черного цвета блеснул грубо отесанный алмаз в венце Велета.
– Смогу! должен,- огорченно отозвался я.
Теперь боли почти не ощущалось в моей плоти, только изредка да в основном в нижних конечностях, а губы порой покалывало, словно мелкими остриями шипов.
– Должен, должен,- надрывно продышал я и туго сотрясся всем телом, ощущая в отношении себя негодование.
– Успокойся, наша малость, сейчас Родитель пришлет помощь,- вкрадчиво протянул Велет, оправляя на моей стопе полу плаща.
– Опять!.. Опять все не как у вас! опять... Смогу,- торопко проронил я, наполняясь гневом на свою так называемую неповторимость.
– Нет, нет,- с нежностью отозвался Вежды, и много бережнее, мягче прижал меня к своей груди, точно страшась отпустить... обронить.- Как у нас. Я тоже, мой милый, не смог стоять. Просто нижние конечности не успели зарядиться, и Перший, Небо, Дивный, Асил никак не могли меня поставить на ноги. Да и потом... после меня таковое также происходило.
– Происходило?- уже много ровнее повторил я, ощущая радость в том, что оказался таким не один.
– Происходило,- вельми горько дыхнул Седми.
И братья враз отвели от меня свои взоры, пытаясь скрыть промелькнувшие меж ними сравнения. Только скрывать не имело смысла, я уже уловил их мысли.
Я давно понял, что они втроем, находясь подле меня в дольней комнате на пагоде, припоминали погибшего Светыча. С коим, как им казалось, у меня было много общего. Может и было!..
Только Светыч слыл лишь Богом, всего-навсе лучицей моего Отца...
Я же всегда оставался много большим, чем просто Бог, Зиждитель, Господь.
Я всегда был Родителем!
Да и той самой отрешенности, что когда-то взрастил меж собой и Отцами, братьями Светыч, я бы себе не позволил. Я б никогда не допустил в себе али подле ростки той отчужденности, ибо оставался слишком чувствительным и слишком зависимым от любви себе подобных, без каковых не сумел бы даже дышать.
Яркая полоса, однократный разряд молнии, пронесся сквозь одну из спиц Коло Жизни, всколыхав и саму золотую поверхность, схожую с вязкостью структурированной гомогенной системы, и также резко сдержала свой полет в нескольких шагах от нас. В доли мига собравшись в небольшой по диаметру светящийся белым светом плоский диск. Это был круглый диск, перемещающий по своему окоему витиеватые серебристые отростки, словно шевелящиеся на плоти нервы. Из диска внезапно выплюхнувшись вылезли изогнутые, точнее даже зигзагообразные отростки, с тремя присосками в навершие. Тех отростков вылезло по меньшей мере с десяток так, что сам диск немедля стал дырчатым, и похожим на круг с восьмью загнутыми лучами, где, одначе, мельчайше сжатая средина все еще насыщенно блистала светом.
И тогда Вежды вновь принялся ставить меня на ноги, Велет поддерживать за плечи, а Седми снимать плащ. И стоило материи одеяния оголить мою плоть, как отростки диска торопливо вклинились в естество: плечи, шею, руки, спину и даже грудь, втянув в себя не только мясо, но и фрагменты нервов, сосудов, мышц, единожды своей силой удерживая меня в вертикальном состоянии. Я, право молвить, не мог опереться на ноги, но ноне умел передвигаться. Понеже стоило только мне о том помыслить, как диск мгновенно переместился вперед, потянув за собой отростки и вслед за ними меня. Теперь я был похож на куклу, подвешенную к ниточкам, управляемой сверху, кою величают... точнее величали земляне марионеткой. Однако в данном варианте, я передавал указания.