Коло Жизни. Середина. Том 1
Шрифт:
— Отец ничего не отвечал Родителю, — многажды понизив голос, произнес Седми и сомкнул оба глаза, вероятно, ему становилось сложно рассказывать о произошедшем, видеть напряжение старшего брата, и также скрывать ситуацию о лучице. — Он стоял, молча, склонив голову… Он так переживал, что я дернулся к нему и обнял его. И Родитель тотчас смолк. А засим повелел мне покинуть Стлязь-Ра и подождать Отца где-нибудь в Ра-чертогах. Я, было, хотел возмутиться, но Родитель оказался неумолим. — Кожа лица Раса нежданно потеряла всю белизну и наполнилась рдяностью, а с под золотой, широкой цепи стали осыпаться вниз крупные огненный капли, с шипением гаснувшие об черную гладь пола. — Погодя на Триту в Шуньяту-Вед, где я остановился, пришел Отец, он был очень взволнован, и его губы вздрагивали… Отец сказал, что Родитель тревожится за Крушеца, так как по Его данным земляне вступили
— Без разрешения не посещать Млечный Путь, почему? — тягостно дыхнул Вежды, резко убирая от лица руку и в черных его очах, нынче точно растерявших и склеру просквозило негодование, он, похоже, из последней молви услышал токмо эту фразу.
— Не знаю… почему, — отозвался не менее взволнованно Седми, и рывком поднявшись с кресла, шагнул к старшему брату, очевидно, нуждаясь в его поддержке, потому протянув руку, положил ему ее на плечо. — Не знаю… Отец сказал, что Родитель вельми гневается на нас обоих… И не надобно Его далее сердить. Как только чревоточину починят и прибудет Отекная, сразу провести осмотр Крушеца и представить данные Родителю. И если мы не исполним распоряжений Родителя, или подвергнем жизнь мальчика какой опасности, тем паче гибели… — Рас глубоко задышал, тело его тягостно содрогнулось и он, почитай упав в объятия Вежды, схоронив голову на груди брата, чуть слышно дополнил, — нас с тобой оставят в Отческих недрах, скорее всего в созвездие Медунки. Лишив права общения с братьями и Отцами.
Вежды крепко обнял младшего брата, ощущая как резкой, нервной дрожью ответил тот и принялся успокоительно гладить его по волосам, целовать в очи и виски. Димург мгновенно приобрел положенное ему старшинство и собственной силой и властностью, также скоро снял волнение с Седми, придав своей нежностью ровность и белизну его коже, с тем, правда, притушив черноту и на собственном лице.
— Не тревожься, моя бесценность… не тревожься, — полюбовно продышал он, узрев, как с младшего брата вниз осыпались горящие искры, а остатки их перстами вже сам смахнул с его пшеничных волос. — Ты никак не пострадаешь и я тоже. Это просто Родитель гневался, это пройдет. Но я обещаю тебе…Обещаю, что выполню… коль так… Выполню все, что Он требует. Лишь бы ты не волновался, мой милый… милый… дорогой малецык.
Не ведомо о чем сейчас думал Вежды, ибо перед ним возникал особо болезненный выбор… Выбор меж Седми, первой лучицей за которую он боролся, вельми дорогим ему братом и Крушецом, к коему его чувственность была, по-видимому, не меньше. Однако Димург не мог позволить себе подставить Седми, обратить гнев Родителя против младшего брата. И единожды понимал, что осмотр Отекной или Маньи поставит под уничтожение самого Крушеца.
— Отец сказал, — молвил Седми и голос его дрогнул. — Чтобы мы ни в коем случае не противились распоряжениям Родителя. Або тогда Он не допустит на Коло Жизни Димургов, как нарушивших Закон Бытия более двух раз.
Теперь туго застенал Вежды… туго и неслышимо для Седми. Стараясь той болью, что в доли мига пробежала по его телесам, никак не побеспокоить младшего… не расстроить его сильней… не опечалить…
— Гнев Родителя вмале утихнет… утихнет, — словно выдавил из своего плотно сомкнутого рта Димург и на лице его, которое как благо не зрел Седми, уткнувшись в плечо брата, напряглась каждая жилка и черточка, на малость отчетливо живописав проступившие смаглые кости Господа с мельчайшими вкраплениями в них насыщенного цвета огненных искр.
Чуть слышимый всхлип, не просто плачущего, а прямо-таки рыдающего, обиженного создания внезапно прокатился по залу и как-то враз вернул Богам положенную мощь Творцов, не мальчишек, оных за строптивость может наказать более старший и властный Родитель, а тех, кто сам является создателем дышащего, существующего,
— Блага, — нежно молвил Вежды, и, протянув к марухе свои мощные руки, резво обхватил за плечи и притянул к себе.
Он почти втолкнул королеву в ткань трепещущего черного сакхи, каковое окутало сотрясающееся тело и тотчас утопив в своей материи, схоронило и ее расстройство и всю саму.
— Вероятно, мы вельми эмоционально говорили, — озвучил мысли вслух Седми, не сводя встревоженного взора с оплетенной в складах сакхи королевы, едва достигающей в росте Богу до талии. — Зачем ты ее позвал Вежды? — в голосе Раса слышалась тревога, будто переплетенная и тем, что пришлось пережить у Родителя и тем, что взволнованные случившимися событиями Зиждители, судя по всему, все произошедшее энергетически выплеснули на королеву, чем могли навредить ее рассудку и здоровью.
— Она пришла, рассказать о мальчике, — это Вежды не озвучил, только передал брату мысленно и плотнее прижал к себе все еще вздрагивающую маруху, таким побытом, стараясь снять с нее напряжение. — Люди, к которым он попал, не самые лучшие спутники для нашего мальчика. Они замыслили к следующей весне спуститься с гор и продолжить войну с латниками или нурманнами… или ашерами… словом я не помню, как их называют. И это в той местности, как объяснила Блага, были единственные люди… Там, обок тех мест, никто и не живет, уж больно суровый климат.
Немного погодя колебание материи сакхи увеличилось, и из широких складок показалась голова королевы с зализанными, серебристыми волосами, а миг спустя появилась и вся она… Торопко, как того и требовали правила, отступившая назад и приклонившая голову. Седми по теплому, что ему в целом было не присуще в отношение божеских созданий, взглянул в очи марухи блистающие прозрачной голубизной радужки, и, не желая вспугнуть возникшего в ней умиротворения, негромко вопросил:
— Блага, что будем делать с нашим драгоценным мальчиком?
— Зиждитель Седми, — несмотря на перенесенное, достаточно бодро откликнулась королева и разком вскинула вверх голову, стараясь разглядеть глаза говорящего с ней Бога.
Вежды между тем протянул в направление стоящей королевы руку и придержал ее за плечо. Все еще опасаясь за состояние здоровья марухи и тем движением, лаской передавая свое трепетное отношение к ней, как к божественному созданию.
— У народа влекосилы, — продолжила говорить Блага, всего-навсе на миг разворачивая голову в сторону руки Димурга и нежно целуя его в большой перст. — К которым и попал господин, где старшим чтят осударя Волега Колояра, есть предание про золотого человека, каковой родившись в их роду, сумеет открыть своим людям знания Бога Китовраса, заключенные в храмах посвященных Всевышнему. Это несколько исковерканная информация и о значениях пирамидальных храмовых комплексов и о заключенных в них знаниях, которую в свое время император гипоцентавров Китоврас передал, пестуну госпожи Есиславы, старшему жрецу Липоксай Ягы. Однако нынче мы можем ее воспользоваться, чтобы сохранить жизнь господину, и направить его, в окружение довольно-таки близких ему по духу людей, по пути познания и обучения. Подтолкнув Волега Колояра и его приближенных отправиться в южные земли данного материка, в Дравидию. В те края, где когда-то жили тивирцы-ирайцы, потомки дарицев. Конечно, мы не должны днесь ориентировать людей на третий источник сверхволновой связи пирамидального храмового комплекса, ибо это опасно для господина. Однако сами те земли, где в непосредственной близи находится пирамидальный комплекс, весьма значительны, там живут мирные народы в основном с примитивным уровнем жизни. Их верования по большей части приближены к вере влекосил и лесиков, а некие из тех племен и вовсе являются близкородственными им. В данных землях будет несложно наладить быт… организовать новые грады и сохранить старую веру, к которой тяготеет господин… Там до сих пор сохранились крупные точки поселений, оставшиеся от ирайцев, ушедших в часть света, величаемую Старый Мир.