Коло Жизни. Середина. Том 1

Асеева Елена Александровна

Седми прибыл от Родителя надысь, и, войдя в залу, сразу повалился в кресло, точно дотоль был хорошенько всеми прощупан… осмотрен… И теперь Вежды и вовсе страшился спрашивать, что-либо у младшего брата. Страшился еще и потому, что ноне весь его разговор мгновенно мог быть услышанным Родителем, коль тот того б пожелал.

— Нет, Вежды, все недовольство принял на себя не я, а наш Отец, — откликнулся Седми, неспешно роняя слова, словно был морально истощен. — Мне досталась только малая толика и лишь потому, как я слегка опередил нашего Отца и прибыл к Родителю первым. Однако Родителя в разговоре со мной совсем не интересовал Крушец и мальчик, Он больше спрашивал о тебе, стараясь, судя по всему, вытянуть. — Седми прервался и туго вздохнул, не договаривая, одначе Вежды итак

понял, что Родитель желал вызнать, все, что ему удалось сховать. — Надеюсь, мало чего выяснил, — несколько понизив голос, отметил Рас. Он именно не досказал, потому как ведал, даже мысленно посланная фраза будет поймана лоучем и отослана в Отческие недра. — Спрашивал о твоем состоянии, по какой причине ты напряжен. И почему до сих пор не исполнил требуемого, а именно не проверил состояние Крушеца. И вельми интересовался, воочью досадливо, куда делась Отекная. Почему о ее пропаже ничего неизвестно даже Трясце-не-всипухе. И почему ты не вызвал в Млечный Путь до сих пор кого иного взанамест Отекной. Потом пришел Отец… — Седми сызнова смолк, и, вздев лежащие на облокотнице руки, утер ладонями лицо, словно по нему струилась вода… однако тем движением однозначно стараясь снять с себя волнение. — Мне показалось, Родитель нарочно вызвал Отца несколько позже, чтобы всю разгорающуюся в нем досаду в нужный миг выплеснуть на него. Он даже не позволил мне поздороваться с Отцом, сразу принялся ему высказывать, что ты, хоть и старший из сынов, но такой же, как и все Димурги, своевольный, постоянно вступающий в споры и упрямый Бог… Родитель не давал вставить Отцу и слова, и особенно гневался, что ты посмел, нарушив все его распоряжения, связаться с Крушецем… Связаться еще и через беса, что могло навредить самому Крушецу.

— Я сказал всего ничего… — едва слышно дыхнул Вежды, и, вздев голову, уставился на струящиеся оттенки в своде залы, уже, и, сожалея, что связывался с лучицей с маковки… Осознавая, что сие надо было сделать вне ее помещений.

Димург и вовсе как-то горестно вздохнул, ибо, будучи старшим сыном, всегда и во всем поддерживал Отца и очень редко получал какие нарекания от Родителя, считаясь средь Богов Его любимцем. Оттого порывистого вздоха, серебристые короткие волосы королевы марух, стоявшей подле Господа, яристо встрепенулись, перестав казать собственную гладкую зализанность, и с тем живописав каждый, отдельный локон вельми, как оказалось, толстый в объеме.

— Но и того ничего, Родителю показалось много, — отозвался Седми и нежданно широко просиял, посему золотыми переливами подсветились его прямые пшеничные усы и борода. — Отец, однако, сказал, что ты не мог не поддержать Крушеца, або явственно утомлен и чувствителен… Мой бесценный Вежды, — голос Раса нежданно потерял свою звонкость и прозвучал не тенором, а присущему Першему бас-баритону, — всегда был хрупким, нежным малецыком… Он почасту отзывается всем своим естеством на хворь близких ему сродников. Посему меня не удивляет, что он так отреагировал, жаждая поддержать Крушеца. Да и потом, Родитель, ведь ты знаешь, что из-за проблематики в чревоточине до сих пор в Млечный Путь не доставлена биоаура, и малецыки не могут полноценно отдохнуть. Не надо было и вовсе вызывать сюда моего милого Седми… я бы мог все сам уладить… А так малецык потеряет сызнова силы, а восстановиться станет негде. Ибо чревоточина, как мне доложили давеча Ламьи, будет восстановлена лишь где-то в течение двух — трех сватей. И поколь в оставшуюся горловину чревоточины ни какое из судов войти не сможет, даже туесок.

Седми пронзительно зыркнул на Вежды и его радужки приобрели темно-мышастый цвет, а сама форма стала такой вытянутой, словно треугольники в них старались принять вид прямой линии. Рас не зря смолк и так глянул на старшего брата… Поелику проблематика в чревоточине случилась года три назад, после отлета Першего из Млечного Пути и вроде как возвращения Трясцы-не-всипухи, из Косматого Змея, как того потребовал Родитель… Именно тогда Вежды дал распоряжения Кукеру нанести по внутренним стенкам чревоточины небольшой точечный всплеск, таким побытом, значительно сузив проход и вызвав колебания в нем… так-таки

затем, чтобы в Млечный Путь было какое-то время невозможно попасть. Ибо как, оказалось… оказалось токмо для Родителя, Трясца-не-всипуха прибыла в Млечный Путь одна, где-то растеряв своих ближайших помощниц и в частности столь надобную всем Отекную.

— Родитель гулко хмыкнул, — продолжил рассказывать Седми, но теперь сызнова переходя на свой звонкий тенор. — И молвил, что по поводу чревоточины Он поговорит с Отцом позже… Потому как магур-птицы доложили Ему, что изменения стенок чревоточины и колебания вызваны искусственным воздействием. И это еще надо будет разобраться, что там произошло… Абы произошло сразу после отбытия периптера, который вылетев с маковки Солнечной системы Млечного Пути, направился в Синее Око, и затерялся, где-то в пределах созвездия Марьянник.

Днесь гулко вздохнул Седми, понеже понимал, раз Родитель ведает, где находится периптер, очевидно вмале Ему станет известным, что это Кукер, улетая на нем, выкинул разряд всплеска в стенки… Кукер, который был дорог и близок Седми, и нынче находился далеко от своего Зиждителя, в Галактике Синее Око, куда якобы отправился для обозрения состояния неких систем, вызывающих у Раса волнение. Кукер, который был предельно предан Седми, однако взятый в полон созданиями Родителя, несомненно, не сумел бы скрыть пережитого, исполненного согласно распоряжений Вежды.

— А по поводу малецыка, — наново принялся толковать Рас, и голос его теперь звучал бархатисто-мелодичными переливами, наполняя залу такой властностью, верно, которую мог в себе нести лишь Родитель. — По поводу Вежды, могу утверждать из донесений гамаюнов и разговора с бесицей-трясавицей только одно. Малецык явно, что-то скрывает, посему такое мощное напряжение, утомляемость, каковое может вылиться вскоре в не менее мощную хворь… И, это напряжение не только последствия начавшихся видений у нашего Крушеца, каковые, как ты понимаешь, Перший он схоронил от Меня и тебя, но и нечто иное… Думаю, погодя Я это выясню… не ноне… ноне. — Рас как-то прерывисто качнул головой, и, обхватив края локотников кресла, внедрился перстами в саму суть дымчатых облаков из которых он был собран. — Родитель после мгновенно перешел с тебя на Отца…,- дополнил Седми уже от себя, — при том вельми обстоятельно оглядев меня. Несомненно, Родитель о многом уже знает, и всяк раз желал сие выудить с меня. Думаю, у Него это многое получилось.

Маруха стоящая несколько диагонально креслу старшего из сынов Расов, вскинула вверх голову и ласково воззрилась в молочно-белое лицо Бога, або почувствовала, как в воздухе просквозила искристая россыпь огня, точно желающего поддержать потухающую искорку, а от кожи его в разные стороны брызнули ядрено красные капли света. Они, отлетев, осыпали не только гладь пола, но и укрыли горящими брызгами короткое серебристое сакхи Седми и перекинутый через плечо черный сквозной плащ, покоящийся одним своим краем на коленях.

— А засим Родитель стал высказывать Отцу, — Седми теперь почитай шепнул, и тотчас зябь волнения покрыла лицо Вежды, схоронив в черноте кожи все сияние. — Родитель толковал долго и не раз осудил Отца за его своевольство и непослушание, которое он неизменно демонстрирует при младших, чем и вызывает циклическое упрямство и своенравие в остальных Зиждителях. Напоследях, Родитель заметил, что Крушец болел, а теперь капризничает именно по вине Отца. Так как весь его рост, формирование происходило в условиях скрытности, неподчинения прописанным Законам. А теперь этим не подчинением, упрямством занялся и дорогой ему Вежды… Вежды, которому Он всегда доверял.

Димург только Седми озвучил досаду Родителя, торопко вскинул вверх левую руку и прикрыл дланью часть лица, утаив под ней все свои переживания. Кожа Господа наполнилась и вовсе густой чернотой, а самого Вежды легохонько закачало взад…вперед. Явственно было зримо, что он вельми страдает от собственного неподчинения, от скрытности, в которой нынче пришлось ему находится, делая это всего-навсе во имя единой цели, спасти Крушеца от гибели. Ибо уродство лучицы на любом этапе воспринималось, как ее однозначное уничтожение Родителем.