Колодец с живой водой
Шрифт:
Эта земля не продавалась. И даже сам Маршалл Пикеринг не смог бы купить ее у них за все свои миллионы.
Иными словами, в лице «пятерых отцов» во главе с Алехандро Мартинесом мой босс встретил достойных соперников. Эти простые люди держались за свою землю так же крепко, как папа Пикеринг держался за свои денежки. Когда он нехотя повысил цену до двенадцати центов за доллар, никарагуанские «отцы» наполнили два ведра свежим коровьим навозом. Одно ведро они надели на голову моему адвокату, а другое вылили в салон его машины. Именно вылили, потому что навоз был отнюдь не сушеный.
Подобный ответ не слишком понравился Пикерингу, поэтому он принялся искать слабое место в их обороне. И конечно, нашел… С помощью нескольких подставных компаний, созданных исключительно для того, чтобы обанкротить «Синко Падрес», Маршалл Пикеринг с моей и Брендана помощью скупил годовой урожай нескольких южноамериканских производителей кофе и стал продавать его традиционным контрагентам «Синко Падрес» по минимальной цене. «Пятерым отцам»,
Со стороны может показаться, будто обладание «Синко Падрес» вдруг стало для Маршалла Пикеринга вопросом жизни и смерти, но это было далеко не так. Никарагуанский кофе был для него капризом, мимолетной прихотью, о которой приятно порассуждать после плотного ужина за виски и сигарой. Крошечная компания, которую он никак не мог купить, занимала папу Пикеринга не больше, чем гольф, покер или его коллекция редких вин.
При этом его совершенно не волновало, что будет с людьми, у которых он отнимал дело, кормившее их семьи на протяжении столетий. Дело, которое они любили и которым гордились. Ему было на них наплевать. О том, как они станут жить дальше, Маршалл Пикеринг не задумался ни на секунду. Облаченный в костюм за десять тысяч долларов и ботинки за пятнадцать, он сидел за сверкающим столом в своем бостонском офисе и просматривал каталоги, выбирая отделку кают для своей новой двухсотфутовой яхты. Проблемы грязных, необразованных никарагуанских крестьян его абсолютно не трогали. У кого есть деньги, тот и прав, считал Маршалл, ну, а если кому-то не повезло в жизни, так это его трудности. Пусть выкарабкивается сам.
Пока Зевс-Пикеринг, сидя на своем Олимпе, вершил людские судьбы, я действовал в качестве непосредственного исполнителя его воли. В Центральной Америке я провел почти полгода, в течение которых постоянно сталкивался с никарагуанцами, но мне и в голову не пришло выучить испанский. Зачем?.. Чтобы разговаривать с этими пеонами и потомками пеонов? Нет, думал я, если они хотят вести со мной какие-то дела, пусть сами учат английский. Единственное, что мне нужно было знать, – это сколько у них в карманах осталось денег и как поскорее их от этого груза избавить. Со стыдом должен признаться, что с окружающими я обращался как с бездушными манекенами, как с цифрами в ведомостях покупок и продаж, хотя для подобного отношения у меня и были основания. Моей главной задачей было продавать кофе всем, кто готов был его покупать – и по минимальной цене. Розничные торговцы меня буквально боготворили, поскольку я раздавал зерна практически даром, но для «Синко Падрес» мой метод ведения бизнеса означал медленную, мучительную смерть. Сам я жил тогда в Леоне, в одном из городских отелей (полторы звезды по уровню комфорта, не более того, но в городе он считался одним из лучших). До сих пор помню, как я смеялся, стоя на балконе моего номера, когда мне донесли, что «Пять отцов» доставляют кофе с полей на запряженных лошадьми телегах, поскольку бензин для грузовиков стал им не по карману. Чему я так радовался? Да тому, что полученное мной известие означало: конец близок, и скоро я смогу покинуть это богом проклятое место.
Когда я позвонил Маршаллу, чтобы доложить об успехах, он ласково назвал меня бостонским мясником, поскольку я «в одиночку расправился с «Пятью отцами». Думаю, он уже ощущал на языке вкус «Кофе Манго», который отныне принадлежал ему.
Мне было все равно, как он меня называл. Наплевать мне было и на «Синко Падрес», на их кофе, на крестьян-никарагуанцев и на все Никарагуа в целом. Дело было сделано – я понял это, когда мои шпионы сообщили: Алехандро Мартинес перестал платить своим рабочим и начал резать свой личный скот: свиней, коров и цыплят, чтобы прокормить работников и их семьи. Я провел кое-какие дополнительные исследования, узнал численность его стад и количество работников. Путем простеньких арифметических подсчетов я довольно быстро установил, что «Синко Падрес» продержится еще месяц, после чего полевые работники просто разбегутся в поисках другой работы. Да, я знал, что все они были глубоко преданы Алехандро, который многое для них сделал, однако необходимость кормить семьи должна была в любом случае перевесить. И я не ошибся. Через месяц и несколько дней производство кофе окончательно прекратилось, а голод и лишения вынудили работников спуститься с гор в долину.
Парадокс заключался в том, что Алехандро сидел буквально на мешках с золотом, в которое он мог бы обратить очередной урожай. Это был едва ли не самый лучший урожай за все годы, вот только собирать его было некому. В отчаянии глава «Синко Падрес» пытался собирать созревшие ягоды с помощью жены и немногих
Маршалл Пикеринг обожал подробности, поэтому я нанял парня на мотоцикле и отправил в горы, чтобы он пару дней понаблюдал за Алехандро и его семьей. «Мне нужно знать, чем он занимается», – напутствовал я своего шпиона. Вернувшись, парень доложил, что в последние несколько дней Алехандро Мартинес как заведенный работал на своей плантации. Потом погода испортилась, начался дождь, и родственники Алехандро разошлись. Когда парень уже уезжал, старик стоял на коленях в грязной луже совершенно один и плакал, держа в руке пригоршню кофейных зерен. По словам парня, он еще никогда не видел, чтобы Алехандро Мартинес плакал, но на этот раз он рыдал по-настоящему, выкрикивал какие-то проклятия и грозил кулаком небу. Его горе и гнев были так глубоки, что дочь старика взобралась на манговое дерево и оттуда присматривала за ним, боясь, как бы отец чего с собой не сделал. Потом она слезла, принесла старику плащ и долго стояла рядом с ним на коленях прямо в грязи.
– Должно быть, старик жалеет, что не продал нам свою жалкую ферму, пока у него еще была такая возможность, – сказал я вслух, а про себя подумал: «Синко Падрес» больше не существует. Мы выиграли!» Кажется, эта мысль даже принесла мне удовлетворение.
Но это был еще не конец. Конец наступил, когда на Никарагуа обрушился тропический циклон «Карлос».
Сам Маршалл Пикеринг не мог бы выбрать более подходящего времени для природного катаклизма. Можно было подумать, он подкупил ураган, поскольку по каким-то непонятным причинам «Карлос» не промчался дальше, а задержался над северными районами Никарагуа, и задержался надолго. За двадцать семь дней выпало больше двенадцати футов осадков. Не дюймов, а именно футов… Вода не только погубила весь урожай кофе, но и переполнила образовавшееся в кратере дремлющего вулкана озеро. Под тяжестью дождевой воды одна из стенок кратера не выдержала и обрушилась, и вниз хлынул могучий поток жидкой грязи и каменных обломков. Грязевой сель в тридцать футов высотой и в милю шириной пронесся по склону со скоростью курьерского поезда и низринулся в океан, оставив позади себя словно гигантским утюгом выглаженную полосу мертвой земли протяженностью тридцать с лишним миль. Три тысячи человек погибло, спаслись единицы (впоследствии суда Военно-морского флота и Береговой охраны подбирали уцелевших, вцепившихся в сломанные древесные стволы, на расстоянии свыше шестидесяти миль от берега). С точки зрения чистой экономики сельскохозяйственное производство на севере Никарагуа оказалось отброшено лет на тридцать назад, а ведь были еще и людские потери – тысячи детей лишились родителей, и тысячи родителей потеряли детей. Что же касалось «Синко Падрес», то четыре из пяти входивших в компанию хозяйств оказались точнехонько на пути оползня. Сель буквально сровнял их с землей. Кофейная компания, приглянувшаяся Маршаллу Пикерингу, перестала существовать, а единственный из оставшихся в живых «отцов» балансировал на грани окончательного банкротства.
Сделав дело, я вылетел в Бостон. Поднялся на лифте на верхний этаж, где находился офис Пикеринга. На никарагуанском солнце мое лицо покрылось темным загаром, да и сам я похудел и высох. Маршалл усадил нас в своем кабинете: меня, Брендана и еще нескольких парней из аналитического отдела. Сначала он спросил мое мнение, и я ответил, что у нас есть определенные возможности. Правда, на то, чтобы их реализовать, может потребоваться время, но если ему нужны прочные позиции на центральноамериканском рынке кофе, пренебрегать подвернувшимся шансом не следует. Пока я говорил, мне бросилось в глаза, что папа Пикеринг меня почти не слушал. Нет, смотрел-то он на меня, но вот слышал ли?.. Он как будто отключился от всего происходящего, а я знал, что это означает. Босс, как всегда, просчитывал ситуацию на три хода вперед, и каким бы ни был его следующий шаг, сделал он его уже давно.
Когда я закончил, папа Пикеринг повернулся к Брендану:
– Ну а ты что скажешь?
У Брендана была привычка: каждый раз, когда ему доводилось говорить об активах, акциях и прочих денежных делах, он совершал руками такие движения, словно стрелял из воображаемого револьвера. Всю пантомиму он давно отрепетировал и отшлифовал: вот Брендан выхватывает револьвер, вот прицеливается, стреляет, дует в ствол и снова прячет оружие в кобуру… По-моему, Брендану всерьез казалось, что все это делает его похожим на настоящего лихого ковбоя. Во всяком случае, теперь он называл себя именно так – Ковбой, поскольку прозвище Оззи, вызывавшее ассоциации уже не с Волшебником из страны Оз, а с откусывающим голову летучей мыши Оззи Осборном, ему явно разонравилось.