Колодец времени - книга исторических поэм
Шрифт:
Всё войско, что же тут играть?
Не видишь разве как все скользко,
На север нужно двигать рать?'
Взмолился тут старик Басманов:
'Я всех предателей с числом
Людей своих отборных малым
Тайком повяжем, приведём.
Клянусь чем хочешь, царь великий.
Прошу чтоб список ты мне дал!'
Все замолчали и на ликах
Огонь черты перебирал.
Иван, не вымолвив ни слова,
Упал, и пена изо рта.
Затрясся от озноба злого,
Как рыба выкатил глаза.
Его опричники схватили,
Повисли на руках, ногах.
Наверх на воздух потащили,
Дав закусить ремень в зубах.
Басманов Фёдор задержался,
С упреком глянул на отца.
Один над дьяком он остался
И плачет - нет на нем лица:
'Пускай пока живёт в столице,
И ждёт, как кончится поход,
Но если там всё подтвердится,
Его смерть лютая здесь ждёт.
Мы принародно вырвем мясо,
Живьём отварим в кипятке,
Чтоб отошла вся кожа сразу,
И он не умер налегке!'
Глава четвёртая
ПОХОД НА НОВГОРОД
На кочках сани колыхались;
Возничих посвист, гул копыт,
Скрип снега, еле пробивались
И сам не знал он - спит, не спит.
Как будто явью приоткрылась
Дорога пыльная во ржи,
В лазури радуга светилась,
Сновали ласточки, стрижи.
Цветущих яблонь полог белый,
Пух тополиный лип к губам
И жеребёнок неумелый
По материнским брёл следам.
Колеблясь в мареве над лесом
Висело Солнце - очи жгло,
Без звука, запаха и веса,
Размыто, будто сквозь стекло.
Святые сходят с лестниц неба,
Хватают под руки его,
Чертям кидают на потребу
И судят как лжебожество.
И меркнет мир, хлад леденящий
Хрустальным шаром жжёт в груди.
С небес звучит псалом разящий,
Везде стучится и гудит.
А под ногами спины, лица,
В глазницах тьма, раскрыты рты;
В обнимку жертвы и убийцы
В плену взаимной слепоты.
Нет мочи крикнуть и молиться,
Мольблой спасенье обрести.
Глаз не закрыть и не забыться,
И с места шагу не сойти...
Иван очнулся; жарко, липко.
Напротив Ярцев всё храпел,
Внутри саней светильник зыбко
Светил как будто оробел.
Иван доху соболью скинул,
Взял с полки Курбского письмо,
С оконца полог отодвинул
И снова стал читать его:
'Тут дело не в твоей угрозе;
Когда ты мирно управлял,
Ты, государь, в любом вопросе
Сполна ответы получал.
В кругу достойных, православных
Все говорили не таясь.
Ты слушал стратилатов славных -
Себя в них числю не стыдясь.
В тебе стратега уважают,
Ты как Великий Александр.
Тебя лишь только окружают
Исчадья адских саламандр.
Ты губишь Русь рукой слепою,
Ворами только окружён,
И к власти жадною толпою
Опричников заворожён.
Кровавых и прегнусных Бельских
И их подручных ты возвёл
С собой на царство, богомерзких,
Творя повсюду произвол.
Играешь судьбами людскими
И сам не знаешь, что творишь.
На век своё позоришь имя.
Мужей блистательных казнишь.
Всеродне бьешь младых и старых,
Больных, увечных, жён и слуг.
Русь как в батыевых татарах
Сегодня оказалась вдруг'...
Прочтя такой отрывок снова
Иван зубами заскрипел.
Опять ответ подыскивая слово
В оконце хмуро он глядел.
За полированным заморским
Стеклом и каплями росы,
Неспешно двигались повозки,
Несчетно сани и возы.
Они качались словно лодки
На набегающей волне.
Стрельцы дремали там в обмотке,
Тулупе или зипуне.
Кто в безрукавке кверху мехом
Поверх кафтана, при ножах,
Пищалях, саблях, с шуткой, смехом.
Искрилось солнце в бердышах.
Багряным заревом рассветным
Пылали рощи и холмы.
Уж близок город по приметам
Тропинки, тыны и дымы.
Тут смрадным воздухом тянуло.
В версте от тракта человек
Бежал крича, позёмка дула,
Вилась змеей вздымая снег.
К нему три всадника с задором
На вороных конях неслись.
Из глаз всё скрылось за забором -
Уже предместья начались.
Метались куры бестолково,
И будто рядом шарил лис,
Как символ мертвого мирского
Тут перья поветру вились.
Иван закрыл глаза, в подушки
Упал назад, письмо швырнул.
Втянул ноздрями воздух душный,
Подошвой Ярцева толкнул:
'Проснись!' - и Ярцев тут же ожил,
Из пальцев чётки уронил.
Поправив сабельные ножны,
Подобострастно забубнил:
'Чего изволишь, Царь Великий,
Вина с водою нацедить?
Достать скорей святые лики
И сани тут остановить?'
'Пиши как Курбскому начало
Писали раньше', - царь сказал.